С футболом – во что теперь трудно поверить даже – все складывалось у Боброва не столь впечатляюще гладко, как с хоккеем.
Правда, вот и Белаковский говорит, что до войны Сева в футболе никак не выделялся. И вообще есть знатоки спорта, утверждающие, что в хоккее Бобров выше, чем в футболе. Сам же Бобров считал, что футбол игра для настоящего ею владения гораздо труднее, чем хоккей с шайбой, допустим, где, как выражался, можно какие-то вещи заучить наизусть…
Вспоминают, что и Аркадьеву он сначала не показался. Хотя Аркадьев, полюбивший его с сорок пятого года на всю жизнь, такого не припомнит.
Но действительно в футбол он играл сначала за техническое училище. И вспоминают, что после каждого забитого им гола в ворота ЦДКА вратарь Никаноров, с самого начала поверивший в Боброва, укоризненно смотрел на сидящего за воротами Аркадьева.
И уже в ЦДКА, припоминают старожилы, он был на первых порах в глубоком запасе. Но, может быть, Аркадьев, никогда не торопящий расставание с ветеранами, просто-напросто жалел Петра Щербатенко, игравшего левого инсайда в линии атаки, возглавляемой Федотовым.
Как бы там ни было, а в субботу, девятнадцатого мая тысяча девятьсот сорок пятого года, Бобров заменил Щербатенко в ходе матча с московским «Локомотивом» и одним забитым голом не ограничился. Забил три.
И уже летом того же сорок пятого всем казалось, что Бобров был всегда.
И тогдашний редактор журнала «Искусство кино», знаменитый кинорежиссер, постановщик фильма «В шесть часов вечера после войны» Иван Пырьев посылает к Боброву корреспондента журнала: узнать мнение бомбардира о новых советских кинокартинах.
Но сорок пятый бесконечно длинный спортивный год, вобравший в себя и второе, вслед за «Динамо», место в первенстве страны, возобновленном после войны, и победу в Кубке, и поездку с динамовцами в Англию, где бомбардир забил голы и «Челси», и «Кардифф-сити», и «Арсеналу», – пожалуй, и единственный сезон, что пройден Бобровым почти от начала до конца.
Дальше – в самой, казалось бы, славе и признании – ему же не дают буквально играть в футбол. Его держат руками за футболку – есть фотографии в журналах, это подтверждающие. Его бьют по ногам – он все же прорывается к воротам. Его бьют, бьют еще и еще – и он, наконец, падает…
И начинаются сезоны, когда впечатление об его игре складывается из отдельных эпизодов – взрывов.
Теперь он приходит в футбол и в хоккей, в летний и в зимний сезон, с лечебных процедур.
Случается, что его и не ждут так скоро. Хотя позабыть о нем – пусть и на некоторое время – соперники не имеют права: Вспоминает Анатолий Сеглин, игравший в «Спартаке» защитником и в хоккее, и в футболе: «Бобров к хоккейному сезону и не готовился. Где-то лечился. А нам как раз с ЦДКА играть. Думаем, что слава богу, Севки нет. Может быть, и обойдется. Так нет – появился перед самой игрой. И „привез“ нам восемь штук. 1:8 – проиграли»
Сезон сорок восьмого года складывается вроде бы удачнее предыдущих, заставляет вспомнить сорок пятый. Ко второму кругу подлечивается. Начинает играть – ЦДКА настигает лидировавшее «Динамо» и побеждает «Динамо» в решающем матче. Бобров забивает два мяча. Про последний, третий – счет 3:2 – Синявский-то и закричал в микрофон: «Золотая нога». И в кинохронике он сохранен – Бобров первым поспевает к отскочившему от полосатой штанги мячу.
В сорок девятом его так швыряют на борт в хоккейном матче, что после сильного ушиба груди кардиограмма в дальнейшем неизменно «приписывает» ему инфаркт, хотя до действительных сердечных заболеваний Боброву еще хватит испытаний.
В сорок девятом же году он опаздывает к авиарейсу, закончившемуся катастрофой, в которой погибла вся хоккейная команда ВВС.
Опять тогда заговорили о неслыханном везении. И потом еще не раз вспоминали этот случай, возвращаясь к мысли о благосклонности судьбы к Боброву.
Но был и случай, опять же с авиацией связанный, о котором говорили меньше. А ведь и он отчасти означен судьбой. Как-то, уже будучи тренером сборной страны по хоккею, впервые сразившейся с канадскими профессионалами, Бобров опаздывал на самолет, летящий за океан. И рейс задержали из-за Боброва. И многие из пассажиров были этим недовольны. Но, когда легли уже, наконец, на курс, начался такой сильный ветер, что самолет прилетел в Нью-Йорк раньше срока…
Когда началась подготовка к Олимпийским играм в Хельсинки, Боброва не было в числе кандидатов в сборную. Он, как всегда, залечивал травмы. И вообще, после успехов в матчах с хоккеистами из Чехословакии – с ЛТЦ, когда стали заговаривать о возможном участии в мировых первенствах, казалось, что Боброву прямой резон сосредоточиться на хоккее с шайбой, где он в те годы равных себе не знал, где открывалась для него, играющего тренера ВВС, и тренерская перспектива в дальнейшем.
Однако к моменту отъезда на Олимпиаду все надежды на победу футболистов связывали с Бобровым. И что зависело от него, многократно травмированного, тридцатилетнего, он сделал – забил голы во всех матчах турнира, а в игре с югославами три подряд.
И когда интерес к футболу после поражения на Олимпийских играх заметно упал, Бобров все еще не хотел расставаться с футболом. Выступил за московский «Спартак», вабил, как и положено бомбардиру, свои голы. Но в Киеве его окончательно «сломали».
И вот после того он стал все же олимпийским чемпионом.
Мужчина, непривычно чувствующий себя в респектабельности костюма, положил на гроб красные гвоздики. «Это наш слесарь-водопроводчик», – говорит сосед Боброва по дому известный футболист Валентин Бубукин. Сам-то Бубукин мальчишкой шел, бывало, за Бобровым от стадиона, провожал до дому, потом учился у него игре в ВВС, благодаря Боброва за его тренерские годы в ЦСКА. Но слесарь- водопроводчик ведь привык смотреть с высоты необходимости своей профессии на самых привилегированных и высокопоставленных жильцов, населяющих дом возле метро «Сокол», где много лет жил и Бобров.
В зале прощания – люди с большими звездами на погонах и золотыми звездами на груди, академик, подружившийся с Бобровым в зарубежной поездке, деятели искусства, приветившие Боброва с первых шагов его на футбольном поле.
