сухо ответила Меган. — Он был очень добр и помог мне.
— Да, в самом деле, — спокойно согласилась миссис Роднер.
А сама думала, что вовсе это было необязательно — тратить столько времени и сил, чтобы устроить Меган на работу в Голландии. В конце концов, она без труда могла найти место в Англии. Миссис Роднер не верила, что он женат, и скорее всего, он делал это, потому что был влюблен в Меган. Своим материнским инстинктом миссис Роднер безошибочно угадывала это. Но Мег, кажется, не испытывает к нему ни малейшего интереса.
— Ну, дорогая, ты готова? — спросила она. — Когда сможешь, звони, и пиши нам подробные, длинные письма, когда у тебя найдется время. Мы позаботимся о твоем коте, не волнуйся. И будь осторожна, Мег. Я желаю тебе счастья.
Прощаться с родными было нелегко. Они не привыкли показывать свои чувства, но любили друг друга по-настоящему. Меган обняла каждого, в том числе Януса и Мередита, и села в машину. Глупо, но она готова была заплакать, она, уже взрослая женщина, совсем как в далеком детстве. Меган помахала дорогим ей людям, стоявшим у ворот родного дома, и вдруг услышала слова профессора:
— Мы вернемся сюда...
Не очень было ясно, что он имеет в виду, и все же с его стороны было очень мило как-то ободрить ее.
Двести тридцать миль до Дувра они ехали в основном по автострадам, и хотя профессор вел машину на большой скорости, вид у него был как у человека, которому некуда торопиться. Он хорошо рассчитал время, сразу по прибытии в порт они поднялись на корабль. За чаем с печеньем Меган изучала путеводитель по Голландии, который ей протянул профессор. Она заранее просмотрела буклет об этой стране, но путеводитель, который ей дал профессор, подробно рассказывал о местах, представляющих особый интерес, сообщал сведения даже о маленьких деревушках, откуда она и узнала, что детский дом, где ей предстояло работать, находился в одной из самых маленьких — там всего несколько домов, церковь и магазин, одновременно служивший и почтой. Зато стояла она среди дюн, одной стороной обращенная к морю, а другой к лесу. Город Кастрикум был близко, и, конечно, туда ходили автобусы. Профессор оторвался от газет, которые достал из портфеля, и улыбнулся, когда она спросила:
— В Кастрикум и Геемскерк ходят автобусы?
— Разумеется, хотя зимой они ходят значительно реже. Там все ездят на велосипедах. Вы умеете?
Она кивнула.
— Вот и хорошо. Наверняка для вас найдется лишний велосипед. Это лучший вид транспорта.
Он снова углубился в газеты, а она сидела, глядя в окно на гладкую поверхность воды и пытаясь представить себе, что ее ждет в ближайшее время.
Теперь им предстояла самая длинная часть пути: от Кале до Гента и Антверпена, потом уже по Голландии по автостраде до Роттердама, потом на Хемстеде и Лейден. Профессор вел машину на большой скорости, и, так как автострады миновали большие города, Меган могла любоваться деревнями и церквушками. День уже клонился к вечеру, она подумала, что в детский дом они приедут поздно, хотя и надеялась, что все же какая-нибудь еда найдется. Меган невольно представила себе, что бы такое она сейчас съела, и от этих мыслей еще больше захотела есть. Поэтому почувствовала себя неловко, когда профессор сказал:
— Вы, должно быть, голодны. Потерпите еще немного, уже недалеко.
Наконец он свернул с автострады на узкую, выложенную кирпичом дорогу, ведущую через красивый лесок, уже погруженный в сумеречную мглу. Море, наверное, где-то близко, подумала Меган, вспомнив путеводитель, и дюны тоже. Она не смотрела на дорожные указатели, когда они сворачивали на эту дорогу, но мелькнувшая впереди водная гладь подтвердила ее догадки, хотя дюн пока еще не было видно, только маленькие рощицы и поля. Профессор сбавил скорость, когда они приблизились к деревне, и Меган увидела церковь, деревенскую площадь, дорогу и дома, стоящие вокруг площади. Она заметила пару магазинов, но дюн поблизости все не было, впрочем, уже достаточно стемнело, и от света фар темнота казалась еще гуще. Проехав деревню, профессор свернул к открытым воротам, развернулся и остановил машину.
— Какое замечательное место для детского дома, — сказала Меган, когда профессор помог ей выйти.
Поворачиваясь то в одну, то в другую сторону, она старалась увидеть как можно больше. Дом и в самом деле был великолепный: с белыми стенами, тяжелыми зеленого цвета ставнями на больших окнах и роскошной дверью, к которой вела лестница с коваными железными перилами.
Профессор едва заметно улыбнулся.
— Это не детский дом, Меган, это мой дом. — И в ответ на ее вопросительный взгляд добавил: — Нет, нет, пожалуйста, не смотрите на меня так. Сегодня уже слишком поздно, чтобы везти вас в детский дом. Здесь вы поужинаете и переночуете.
Он взял ее под руку и повел к дому, но, сделав несколько шагов, она остановилась.
— Это не очень удобно, профессор, разве ваша жена ждет меня? К тому же вы, наверное, хотите побыть с ней и детьми наедине, без посторонних.
Он обнял ее за плечи и встряхнул, как это делают пожилые люди; затем взялся за ручку, посмотрел на Меган и на мгновение помедлил перед закрытой дверью.
— Давайте внесем ясность, Меган. У меня нет ни жены, ни детей.
— Но я сказала... вы сказали...
— Подождите, дайте мне закончить. Я никогда не говорил вам, что у меня есть жена и дети. И если вам нравилось считать меня отцом семейства, это ваше дело и виновато лишь ваше живое воображение.
— Но ведь не было никакой нужды скрывать это, — упрекнула Меган с некоторой досадой и, когда встретилась с ним взглядом, добавила: — Конечно, не потому, что меня интересует ваша личная жизнь. — Она покраснела. — Но если у вас нет жены, я тем более не могу у вас остановиться.
Он взял ее за руку.
— Вы только подумайте, моя дорогая, я — профессор медицины, могу ли я рисковать своей репутацией? Пожалуйста, проходите. Я всегда считал вас благоразумной женщиной. В этом доме живет моя самых строгих правил бабушка, замужняя экономка средних лет и две горничные, обе тоже в возрасте. Ну, теперь вы, может быть, согласитесь войти? Я голоден...
Больше не было смысла спорить, она едва не рассмеялась и поднялась за ним по ступенькам. Двери им открыл пожилой мужчина, морщинистое лицо которого расплылось в улыбке, когда они вошли. Профессор обменялся с ним несколькими словами на голландском и затем представил его Меган, назвав Литманом.
Меган пожала его руку, и он сказал по-английски с сильным акцентом:
— Добро пожаловать, мисс.
А потом еще что-то профессору, который ласково положил руку ему на плечо.
— Стокье, горничная, покажет вам, где можно привести себя в порядок, затем я представлю вас моей бабушке. Не торопитесь. Я подожду вас здесь.
Меган провели в туалетную комнату в конце холла, и она с тревогой посмотрела в зеркало, чувствуя, что волнуется перед встречей с пожилой леди, но особенно долго задерживаться было нельзя. Она причесалась, напудрила нос и вышла в холл, где ее ожидал профессор.
Они прошли в красивую комнату: потолок был высокий, с искусной лепкой, стены бледно- абрикосовые и такого же цвета тяжелые шелковые занавеси на узких длинных окнах. Сразу бросался в глаза камин, по обе стороны которого стояли застекленные шкафы с голубым делфтским фарфором. Полированный пол был почти целиком застлан тонкими шелковыми паласами, несколько кресел и два дивана были большими и удобными. Комната оставляла впечатление роскоши, и в то же время чувствовалось, что здесь живут.
В одном из кресел, очень прямо держась, сидела старая леди. Ее седые волосы были убраны в высокую прическу, обращал на себя внимание гордый, орлиный нос. Одета она была в бледно-серое платье из тонкой материи, сшитое по моде прошлых лет, которое прекрасно сочеталось с маленькими
