цветов, звонков, писем – этих постоянных доказательств его любви.
– Перевернись, – командует он.
Она принимает хрипотцу в его голосе за страсть и покорно переворачивается на прохладном полу в приемной.
– Выгни спинку.
Она делает, как он хочет. Джек кладет руки ей на бедра и входит в нее, думая об Эвелин. С губ его срывается страстный стон.
– Как приятно, – говорит он, целуя девушку в затылок.
– Я люблю тебя, – отвечает она, поворачивая голову, чтобы встретиться с ним глазами.
Джек ничего не говорит, не зная, смеяться ему или плакать.
Беа знает, что ему нужно время. Время, чтобы свежие раны затянулись и он тоже смог произнести эти слова.
Джек гладит ее по волосам, думая, что она все больше и больше ему нравится, и потому ему очень сложно отказаться от ее столь щедрых проявлений любви к нему.
– Сегодня вечером или завтра днем? – спрашивая она, одеваясь.
Джек знает, что должен сказать сейчас, что у них никогда не будет ничего, кроме секса, но не отваживается. Пока еще она ему нужна.
– Вечером! – отвечает Джек, которому тошно при одной только мысли, что придется остаться одному в квартире.
Беа целует его на прощание и уходит. В приемной она сталкивается с Монсом и радостно приветствует его.
– Я послушала твою кассету, – говорит она. – Просто здорово.
Он смотрит ей прямо в глаза – и знает, что она лжет. И что она спит с врачом, он тоже знает. Но это не мешает ему желать ее.
– Спасибо.
– Меня зовут Беа.
– Монс.
Они пожимают друг другу руки. Ее рука мягкая и теплая. Монс краснеет.
– Увидимся, – улыбается Беа и исчезает в дверях. Все мысли ее о Джеке, и только о Джеке.
Монс написал песню в ее честь. Она называется «Незнакомка».
Он несколько раз проследил за ней до подъезда и заметил, что на третьем этаже, где располагается врачебный кабинет, задернули шторы, а через час она вышла из дома с красными щеками и растрепанными волосами. Вскоре после этого стильный мужчина лет тридцати вышел из подъезда и направился в ближайший бар, где листал экземпляр журнала «Медицина сегодня». Монс сложил вместе два и два, и вот теперь он здесь, в приемной, чтобы взглянуть на своего соперника поближе. Он не может объяснить свой мотив, но принадлежит к тем людям, которые, когда чего-то боятся, не прячутся, а, напротив, ищут монстра, чтобы взглянуть ему в глаза.
– Монс Андрен?
Монс встает. Джек пожимает ему руку и пропускает в комнату.
– У меня болит правая коленка, – говорит Монс, игнорируя предложение присесть.
– Можете прилечь на кушетку, я посмотрю, – говорит Джек.
Монс закатывает брюки и ложится. Джек ощупывает ему колено, спрашивая, где болит и какого рода боль – ноющая или стреляющая, были ли у него раньше такие проблемы, не делал ли он резких движений, не менял ли обувь.
Монс отвечает коротко. Мысли его заняты совершенной фигурой Джека. Похоже, с таким соперником у него нет ни единого шанса. Он выходит из кабинета с рецептом противовоспалительной мази и направлением к хирургу. Он выбрасывает и то, и другое в ближайшую урну, после чего возвращается на площадь, берет в руки гитару и решает забыть песню про незнакомку, которая больше таковой не является.
Роза снова за штурвалом, и управляет кафе железной рукой. Она печет булки, пироги и хлеб и слишком часто пробует их при готовке. Она моет полы, протирает столы, вытряхивает скатерти, бранится с поставщиками, ходит с Мирьей за покупками, спрашивает, почему дочь не в духе, но получает уклончивые ответы.
Наверно, поругалась с Филиппом, думает Роза, или просто переходный период.
У Розы самой в последнее время плохое настр оение, но она обещала себе быть сильной ради Виктора. Ей нужно поставить его на ноги.
Виктор почти все время проводит в постели, слушает радио, смотрит в окно, читает книги про рак и позитивное мышление, мечется между отчаянием и надеждой, теряет волосы и килограммы и не узнает себя в зеркале.
Завтра ему снова в больницу на облучение. Одна мысль о том, что нужно сесть в машину, поехать в больницу, зайти в палату, в капсулу, поговорить с врачом, который не может ничего обещать, вернуться к машине, поехать домой, уже отнимает у него в силы. Для Виктора пойти в больницу все равно что взойти на Эверест без кислородной маски, на что, впрочем, некоторые идиоты решились и тем самым вошли в историю (и обрели бессмертие), удостоившись всяких почестей. Гораздо сложнее тем, кто выжил.
Всем, кто победил рак, стоило бы вручать медаль за мужество, думает Виктор, переключая радио на канал, где играют Сибелиуса.
Музыка наполняет комнату, и на глаза Виктора наворачиваются слезы.
Он плачет теперь каждый день, потому что любая мелочь вызывает у него слезы. А музыка Сибелиуса так прекрасна, что причиняет ему боль. Она ранит его в самое сердце.
Роза то и дело заходит в спальню с чашкой чая и утешительными словами. Приносит лимонад и свежую выпечку. Но Виктора тошнит от одного запаха.
– Я больше не выдержу, – повторяет он.
– Конечно выдержишь, – отвечает Роза, вспоминая, как те же слова он говорил ей перед родами.
– Нет, не выдержу.
В голосе паника.
– Скоро все кончится, – утешает его Роза. – Скоро тебе станет лучше.
Она гладит его по голове, не понимая, что ему не нужны ее утешения. Что ему хочется ее ударить, но нет сил даже убрать руку со лба.
– Я хочу спать, – бормочет он, желая, чтобы она ушла.
– Хорошо, – улыбается Роза.
Роза уходит. Теперь можно вздохнуть свободно. Виктор ощущает огромную тягу к разрушению. Ему хочется взорвать эту квартиру, кафе, весь дом, квартал, больницу с некомпетентными врачами, которые говорят, что придется немного потерпеть.
Виктор садится на постели, чтобы убедиться, что у него еще есть силы хоть на что-то. Тянется к Розиной расческе на ночном столике и расчесывает оставшиеся еще на голове пряди волос.
Теперь вся расческа в волосах, и постель тоже. Они словно насмехаются над ним, обещая скорую смерть. Он может бороться сколько хочет, словно говорят они, но смерть все равно здесь, она рядом, и с каждым днем все ближе. Так почему бы не сдаться сразу.
Виктор швыряет расческу через всю комнату. Сбрасывает свое одеяло на пол, забирается под Розино – и начинает готовиться к смерти. Нужно сделать что-то перед смертью, что-то, чтобы войти в историю.
Написать книгу, о которой через пару лет забудут? Нарисовать картину, подобную «Джоконде»? Можно использовать Мирью в качестве модели.
Она красивее Джоконды. Только вот загадочности ей не хватает.
Сочинить песню, которую еще много лет будут играть во всех концертных залах?
Построить замок, храм, башню высотой до самого неба?
Основать государство, религию, партию?
Викторизм…
«Виктор» значит «победитель». Какая ирония, что его назвали именно так.
А может, пойти от противного? Взорвать стокгольмскую ратушу посреди нобелевского обеда? Разрушить
