Встает, подтирается, моет руки и полощет рот. Потом возвращается в палату, где по-прежнему спит Роза. Больничная койка узкая, но он все равно ложится рядом с женой, обнимает ее пышное тело и вдыхает аромат ее волос.
Для Розы самое прекрасное на свете – это проснуться и почувствовать дыхание Виктора затылком.
На втором месте в списке приоритетов у нее еда.
Она осторожно, чтобы не разбудить мужа, сползает с постели, надевает туфли и спешит вниз в кафе, чтобы заказать кофе и багет с сыром.
Подкрепившись, она звонит Мирье по телефону, чтобы убедиться, что у дочки все хорошо. Телефон Мирьи занят. Роза кладет трубку, тут же забывая про свое намерение позвонить дочери, потому что ее ждет то, что даст полное удовлетворение.
А именно два пирожных – с кокосом и пальмовым соком, – потому что ей трудно остановить выбор на чем-то одном. Потом Роза долго сидит, тяжело дыша, потому что у нее проблемы с холестеролом.
– Увидимся вечером?
Филиппу хочется секса. Настолько, что он готов трахнуть что угодно. И он зол. Настолько зол, что готов убить кого угодно. Даже себя.
– Я встречаюсь с подругой, – говорит Мирья, кидая взгляд на Софию, все еще расстроенную визитом брата.
– С какой еще подругой?
– Ее зовут София. Ты ее не знаешь. Она очень милая.
– Что вы собираетесь делать?
Он ревнует. Ревнует, потому что не хочет делить ее с какой-то подругой, хочет, чтобы она принадлежала только ему.
– Не знаю. Посмотрим фильм.
– Я могу прийти попозже.
– Мне нужно спать. Я сейчас одна занимаюсь кафе.
Чертова шлюха. Они же встречаются, какого хрена она не может ему дать сегодня.
– А завтра?
– Посмотрим.
Филипп скручивает запястье телефонным шнуром как жгутом, хочет остановить кровообращение.
– Я люблю тебя, – говорит он.
Иногда ему кажется, что это действительно так. Иногда ему кажется, что никакой любви не существует.
– А я тебя, – говорит Мирья и кладет трубку.
Она тоже обмотала шнуром запястье, сама не зная почему: она всегда так делает, когда говорит с ним по телефону.
– Почему ты его не бросишь? – спрашивает София.
Она испытывает сильную неприязнь к Филиппу, хотя никогда с ним не встречалась.
– Я его люблю, – отвечает Мирья. – В какой-то мере. Он бывает иногда мил.
– В какой-то мере? Иногда мил? Звучит неубедительно.
– Он отец моего ребенка.
– Ребенка, которого ты даже не хочешь.
На это Мирье нечего ответить, потому что она действительно не знает, чего хочет. Единственное, чего ей хочется, это спрятаться и все забыть. И не принимать никаких решений.
– А ты не можешь за меня решить?
– Нет.
Софии хочется коснуться Мирьи. Мирье хочется коснуться Софии. Но никто из них не отваживается сделать первый шаг.
– Тебе стоит рассказать родителям.
Софии не хочется никому читать мораль, но она не знает, как по-другому помочь Мирье.
– Не хочу.
Подруга похожа на пятилетнего ребенка, который, надувшись, упрямо повторяет: «Не хочу, не хочу, не хочу».
– Они все равно узнают рано или поздно.
– Не узнают, если ты им не расскажешь.
– Зачем мне это?
– Потому что ты думаешь, что я сама не способна разобраться со своей жизнью.
– Разве я это говорила?
– Нет, но я могу представить, что ты обо мне думаешь.
Повисает напряженное молчание.
– Мирья, ты должна… – начинает София.
– Заткнись, чертов кретин! – вопит она, швыряя стакан на пол.
Они встречаются взглядами. Долго смотрят друг на друга в полной тишине.
На полу между ними поблескивают осколки разбитого стакана, готовые разрезать реальность.
– Да пошла ты к черту. – София поднимается и выходит.
– Стефан! – кричит ей вслед Мирья. – Стефан, Стефан, Стефан!
София со всей силы хлопает дверью. Стекла трясутся. Снова воцаряется тишина. Она не знает, что и думать.
Мирья тоже ничего не понимает. Она же любит Софию, что же сейчас произошло? Она вешает на дверь табличку «закрыто» и звонит Филиппу, чтобы сказать, что планы изменились.
Она приходит каждый день, изголодавшаяся по сексу. Начинает раздеваться прямо в дверях и умоляет взять ее на коврике в прихожей, несмотря на то что грубый материал колет ей спину. Еще ей нравиться заниматься сексом стоя, в гостиной, где она расцарапала ногтями обои, и в ванной комнате, где она может опереться о раковину. Она требует, чтобы он занимался с ней сексом на кухонном столе, на диване, на кровати. В обеденный перерыв она заходит в приемную и требует, чтобы он взял ее на полу, на кушетке, на столе. После секса она всегда слушает его сердце через стетоскоп и только потом уходит.
Джек ничего о ней не знает. Да особо и не хочет. Она для него просто эффективная таблетка обезболивающего, готовая часами выслушивать все, что у него наболело и о чем он никому никогда не рассказывал.
О пустоте, которая осталась после ухода Эвелин. О той маске, под которой он прятал свою боль. О родителях, которые никогда не понимали его и видели в нем только часть своей счастливой жизни. Об одиночестве, от которого никуда не деться, несмотря на то что записная книжка ломится от номеров и адресов. Об ощущении, когда кажется, что падаешь в бездонную пропасть.
Беа всегда готова его выслушать. Она обнимает его – и думает, что в самых смелых мечтах не представляла, что он сможет так ей доверять и делиться самым сокровенным.
Беа.
Он ее любит. Она это чувствует. Ему нет нужды произносить эти слова. Эвелин теперь в прошлом. Он выбросил все ее фото, сказав, что не хочет, чтобы они напоминали ему о том, как он помешался на своей любви и не было никого, кто помог бы ему развеять это наваждение.
Беа всегда готова ему помочь. Как и он ей. Они – спасательные жилеты друг друга. И теперь, когда они наконец вместе, все будет хорошо.
Джек убрал все снимки Эвелин в коробку и отнес на чердак. Он хотел их выбросить, но не смог себя заставить.
Он уже три раза поднимался на чердак и рылся в коробке.
С того разговора в столовой он больше не пытался с ней связаться. Как и она с ним. Думает ли она о нем?
Эвелин пытается не думать о нем, но каждый раз, когда занимается любовью с Патриком, ей кажется, что с Джеком это было гораздо приятнее. У него такие нежные руки. И ей не хватает его
