мягкость.
— Я хотела в это верить, но ты так много писал о своем пребывании в Бостоне, о том, какой это великолепный город… — Она замолчала.
— Да, — это великолепный город. Ты сама в этом убедишься… в один прекрасный день.
— Я ведь родилась янки, разве тебе об этом неизвестно, Джеффри?
Он рассмеялся:
— Ты могла появиться на свет и в Филадельфии, но ты никогда не будешь янки, Мелодия!
Склонив на плечо голову, он прислушивался к пению пересмешника. Над вершинами дубов луна смотрелась в собственное изображение водной глади ручья.
— Жан-Филипп написал мне, что соловей поет куда приятнее, чем пересмешник. Как ты думаешь, это на самом деле так, или же он меня, как обычно, разыгрывает? Как будет здорово, когда он на следующей неделе вернется домой! — воскликнула Мелодия. — И снова соберется вместе наша троица! Просто не могу дождаться! Как ты думаешь, Джеффри, он сильно изменился?
— Мне так хочется увидеть снова Жана-Филиппа, — сказал Джеффри, — но мне кажется, что мы уже переросли нашу бывшую троицу, Мелодия. А тебе?
Он нежно обнял ее, и она протянула к нему жаждущие губы. Поцелуй его был сладким, пытливым, словно он хотел что-то у нее выведать.
— Боже, как я мечтал вот так обнять тебя!
Ей было так приятно снова очутиться в его объятиях, но и одновременно несколько непривычно. Его одежда теперь пахла иначе, и чей-то неслышный голос все время повторял ей на ухо: 'Бостон, Бостон'. Захочет ли он вернуться туда? Ведь он довольно прозрачно намекнул ей, что она там не приживется.
Обхватив ее лицо ладонями, он поднял его кверху, пытливо всматриваясь в ее глаза. Тепло от его прикосновения растекалось по всему ее телу.
— Ты ждала меня, Мелодия? У тебя больше никого нет?
— Я ничуть не изменилась. — Никогда я никого так не любила, как тебя и Жана-Филиппа.
— Хочется надеяться, что ты испытываешь ко мне несколько иные чувства, чем к своему кузену, — сказал он сухо.
— Само собой разумеется, что с тобой все по-другому. Джеффри! Ведь мы с Жаном-Филиппом вместе росли. Ты же знаешь, что мы всегда были близки друг к другу. А ты… ты так изменился, Джеффри.
— Я? Это как же?
— Не знаю…
— Я всегда любил тебя, Мелодия, и был уверен, что непременно женюсь на тебе, — или я, или никто. Уезжая, я считал, что мы испытываем друг к другу одинаковые чувства.
После тягостной для нее паузы она сказала:
— Твои письма говорили о другом.
— Мои письма? — удивленно переспросил он.
— Они были такие серьезные, в них ты излагал такие глубокие мысли… В них ты рассказывал о том, о чем прежде не говорил до отъезда. Ты задавался вопросом, почему мы живем на земле, что такое федерализм, что такое денежная политика и… и часто говорил мне о том, о чем я не имела никакого понятия. Мне казалось, что я получаю письма от какого-то незнакомца.
Он был поражен сказанным ею.
— Мелодия, эти письма отражали меня, мое реальное существо, я вкладывал в них всего себя.
— Прежде ты был более беспечным, — упрекнула она его.
— Потому что мы всегда держались втроем. В Новой Англии я изучал кое-что весьма важное, и мне хотелось поделиться с тобой возникшими у меня мыслями.
Она окинула его испытующим взором.
— А теперь ты даже внешне похож на чужака.
— Ты считаешь, что я превратился в мужчину? — спросил он улыбаясь. Не дождавшись от нее ответа, он добавил: — Мелодия, как ты считаешь, для чего мы живем на этой земле?
— Бог послал нас сюда. Почему бы тебе не задать Ему этот вопрос?
— Человек должен задавать себе вопросы, это вполне естественно. Все, что мы узнали в этой жизни, начиналось с вопроса.
Она задумчиво глядела на него.
— Ну что, придется мне получше познакомиться с твоей новой 'реальной' сущностью.
— Ты понимала меня, когда я писал тебе, что люблю тебя? — нежно спросил он.
— Да, понимала. — Но ей не хотелось повторяться, чтобы не обидеть его, но слова как-то утратили свое значение, словно они доносились до нее издалека от незнакомца. Ей так хотелось встретить своего приятеля, который вклинился между ней и Жаном-Филиппом, а потом стал частью ее жизни здесь, в 'Колдовстве'.
— Мелодия!
— Что, Джеффри?
— Поцелуй меня.
Она обняла его. Губы у нее были теплые и мягкие, и они жадно раскрылись перед ним. Он проникновенно ее поцеловал, вложив в поцелуй всю свою страсть, все свое долгое ожидание, скопившееся в его сердце.
Наконец она от него отстранилась. Его отец и мадам Анжела в этот момент вышли на галерею. Они услыхали, как Мелодия спросила:
— Джеффри Арчер, кажется, вы здорово напрактиковались, не так ли?
Джеффри отправился с ними встречать корабль, на котором должен прибыть Жан-Филипп. Захватили они с собой и дедушку Мелодии, который ожидал их в своих апартаментах в Понталбе, окнами выходящего на бывшую Пляс д'Арм, которая была переименована в площадь Джексона — в честь американского генерала, отстоявшего Новый Орлеан в войне с англичанами. В карете Анжелы они поехали на набережную. Река ощетинилась острыми мачтами шхун, плавающих под самыми разными флагами многих стран, корабли, стоявшие на якоре, убрали паруса, а матросы сновали по палубам, приводя в порядок оснастку. У пристани стояло британское торговое судно с большими квадратными парусами под разгрузкой. Заметив Жана- Филиппа, Мелодия затаив дыхание проговорила:
— Как он вырос! — Он казался таким высоким, но, может, все объяснялось цилиндром, лихо сидевшим на его черноволосой голове.
Фасон его желтовато-коричневого костюма, казалось, кричал: 'Париж! Париж!'
— Настоящий парижский денди, — с улыбкой сказал Джеффри. — Креолки будут кружиться вокруг него хороводом.
Мелодия побежала по набережной навстречу ему, и они крепко обнялись. Его темные глаза светились удовольствием.
— Ты, моя маленькая кузина, превратилась в писаную красавицу, — сказал Жан-Филипп. Удивление чувствовалось даже в его голосе, который, казалось, стал мягче от испытываемого им удовольствия. Они вместе поднялись по косогору на набережную, где их ожидали остальные. Джеффри сделал шаг назад, когда дедушка Роже неуклюже, как медведь, обнимал Жана-Филиппа, а от этого тучного старого джентльмена отчаянно разило вином. Заметив его искривившуюся физиономию, старик широко улыбнулся. Волосы на голове Этьена Роже до сих пор были серо-стального цвета, но было видно, что он не в меру увлекается спиртным.
Когда наконец он выпустил из своих объятий Жана-Филиппа, Джеффри, выступив вперед, пожал ему руку.
— Добро пожаловать домой, индеец племени шони! — воскликнул он.
Мелодия заметила озорные искорки в глазах Жана-Филиппа. Вместе с ним они немного посмеялись над произношением Джеффри. 'Нет, мой кузен совсем не изменился', — подумала она, и от этой мысли ей стало приятно.
Ожидая своей очереди, Анжела чувствовала, как сильно бьется у нее сердце. Не веря собственным глазам, она вглядывалась в него. Да, это был вылитый, воскресший Филипп! Их сходство было таким
