– Все банально. Я попал под дождь и сильно выпачкался. Еще на меня напала макака и покусала. Смотри. – Я указал на залепленные пластырем ухо, ногу и локоть. В общем, попал в небольшое приключение.
– Ты так ошарашил меня трусами, что на пластыри я и не обратил внимание. Ты прививку сделал? Говорят, они могут быть бешеные.
– Нет. Не сделал. Не до прививки сейчас. Вот вернусь в город и схожу к врачу.
– А ты все фотографируешь свои загадочные деревья? – Стив опять засмеялся. – Кома, этот парень фотографирует деревья баниан. У него уже, наверное, несколько тысяч снимков. Он готовит какую-то сильно замороченную арт-выставку.
– Как интересно, – подала голос Кома. Хотя по ее лицу было видно, что ей вообще ничего не интересно. Она была просто одной из многих девушек, которые встречались с иностранцами ради денег и подарков.
– Так ты поедешь с нами смотреть на дельфинов? Они там плавают в океане, почти ручные. Можно взять в аренду лодку и поплавать с ними рядом. Говорят, можно даже погладить их рукой!
– Нет, Стив, я не смогу. Ты же знаешь, мне надо фотографировать деревья, – я усмехнулся, показывая своим видом, что шучу. – К тому же мне еще полдня ждать своей одежды. Так что мы можем созвониться позже. Если честно, я очень рад, что тебя встретил. У меня прям настроение приподнялось. Давайте хотя бы позавтракаем вместе.
Мы сделали заказ, и я съел блинчики с джемом, а Стив – стандартный континентальный завтрак. Кома попросила лишь стакан сока.
– Стив, ты когда планируешь обратно? – спросил я.
– Ну, думаю, не раньше середины января. Буду тут отсиживаться. Пережидать. – Он засмеялся.
– А ты не боишься, что, пока мы здесь, там происходит что-то важное? А мы про это даже и не знаем?
– Я знаю все. Барак Обама пойдет на второй срок. Вышел блокбастер с Томом Крузом, и я уже купил здесь пиратский диск. Еще весь мир сходит с ума по какому-то художнику. Пошла мода ходить без часов и не носить кольца. А еще вчера одна австралийка сказала мне, что начала принимать снотворное на ночь и не видит никаких снов и высыпается намного лучше. Так что я в курсе всех тенденций. – Стив сделал широкий жест, означающий, что у него все под контролем.
– Ну здорово. Рад за тебя… а я вот что-то не так уверен в себе…
– Тебе надо подснять тут какую-нибудь телочку, – шепотом сказал Стив. – Это добавляет тонуса.
– Может, ты и прав. Возможно, все это потому, что я совсем один…
– Во-во…
После завтрака Стив расплатился, и они с Комой поехали дальше. А я остался ждать, когда мне принесут мою чистую одежду. Я вернулся в свой номер и достал из рюкзака мобильник. Мне два раза звонили с неопределенного номера. Это было очень странно. Если мне кто и звонил здесь, номера определялись всегда, так как звонки были от знакомых туристов с местными сим-картами. Я решил не оставлять больше телефон и носить его всегда с собой. Я вышел на балкон с мобильником и записной книжкой в руках. Передо мной раскинулось похожее на паутину огромное рисовое поле, собранное подобно мозаике из множества маленьких кусочков-террас. На каждом из таких кусочков рис находился в разной стадии созревания, а потому цвет и высота стеблей на каждом кусочке были разными. Точная геометрия всех линий и многообразие оттенков зеленого заставили меня сфотографировать картинку на мобильный телефон. Полюбовавшись получившимся снимком, я поставил его себе на заставку экрана.
Если поверить, что есть некое Дерево Судьбы, на котором кто-то, кто сильнее и умнее нас, уже написал про нас все. Придумал, заглянув в наши глаза при рождении, словно прочитал по оболочке радужки, что мы хотим от жизни, а, посмотрев в маленькое трепещущее сердечко, рассудил, чего мы достойны… Если предположить, что есть такое дерево… где, словно ножом, выцарапано мое имя, год рождения и все, что я сделал и что я сделаю, и мои ошибки обведены красным кружком, если только предположить, что это проклятое дерево есть на каком-то далеком-далеком острове, разве не потратили бы вы весь остаток своих дней, чтобы найти его И СЖЕЧЬ НАПАЛМОМ, к чертовой матери? Пусть это даже будет последнее, что я бы сделал, но я бы это сделал сам, без предопределения, а вопреки ему…
Был день, и солнце, обернувшись в тонкую рисовую бумагу облаков, нещадно палило откуда-то сверху, создавая эффект микроволновки. Я стоял на балконе отеля, на краю рисового поля, думал о моей жизни и листал чудом сохранившиеся фотографии в телефоне. По щекам жгучими солеными ручейками лил пот. А может, это был не пот, а слезы. А может, и то и другое. Пот смешивался со слезами, и я размазывал его по лицу. Он почти мгновенно высыхал, и на коже оставались маленькие, незаметные глазу, но очень колкие хрусталики соли. Снимки были сделаны более года назад в Москве. Я и она. Или просто Она. Когда я снимал ее исподтишка. Возможно, она даже не знала об этих фотографиях. Утро. Заспанное, но такое красивое и безумно родное лицо. Улыбка, еле заметная, и серьезные глаза. Очень глубокий взгляд, как будто еще тогда она знала, что все кончится так… Хотя нет. Она всегда говорила, что мы должны жить как гореть. Мы должны идти вперед. Она говорила, что это наш шанс. Наш шанс? Наш шанс… И вот я здесь. А она там. Заблудилась в Саду Снов. И это уже не комикс Вильяма Херста. Это реальность. И нет никого, кто мог бы вернуть ее обратно. Где ты, тот самый, выдуманный безумным художником Персей, который бы мог спуститься в Сад Снов по веревке, сотканной из цветов, и вывести за руку праведника, попавшего в АД по ошибке? Его нет. Все выдумка. В этой жизни нет вторых шансов. Есть только право на месть. Мстить или не мстить. Каждый решает сам для себя. Не мстить и делать вид, что ничего не было. Улыбаться миру, будто мир и в мыслях не держал жестко поиметь тебя. Бред. Это мое решение. Мой страх. Моя судьба. Как бы дико это ни звучало. Но я лишу мир того, что однажды привело меня к моей тотальной катастрофе. Я лишу мир судьбы. Но как? Сколько времени еще должно пройти, пока я случайно, по наитию, не найду то, что ищу? Сколько лет, а может, десятилетий? Может, спустя лет двадцать я все так же буду носиться по этому острову старым длинноволосым хиппи и искать… уже без всякой цели. По инерции. Как бешеная собака крутится волчком, пытаясь ухватиться за свой собственный хвост.
Мне очень плохо. Очень…
Я пошел в комнату и прилег на кровать. Я забрался под противомоскитный полог и стал наблюдать, как слегка покачивается надо мной от работы кондиционера белая ткань, натянутая на деревянный бамбуковый круг. Мне пришла в голову мысль, что есть ведь еще один выход, о котором я все время старался не думать. Но ведь ЭТО тоже выход. Может, я не попаду к ней. Но наверняка я уже не буду должен никому ничего доказывать. Может, я и попаду в ад. Но велик шанс, что я просто провалюсь в кромешную темноту и обрету столь нужный мне покой.
Ведь есть океан. Я могу пойти кататься на большие волны, куда-нибудь в Улу-Вату. Я не слишком опытен для них. И я буду отчаян. Без страха за свою жизнь, я буду вновь и вновь вскакивать и мчать по склону восьмиметровой зеленой водяной горы. И, кто знает, может, в один из таких разов, скорее всего это случится довольно скоро, я «ковырнусь» краем доски, и меня всосет в себя гигантский водоворот. Оторвет от ноги сёрф и долго будет не отпускать наверх. Настолько долго, что у меня наверняка кончится кислород, и только лишь желание жить сможет поднять на поверхность. Острое, сильное желание жить… которого у меня давно нет. И, возможно, это выход для нас всех.
Если ты не можешь видеть сны, твоя жизнь постепенно превращается в чей-то чужой сон. Из которого нестерпимо хочется выйти. Любыми способами. Потому что все, как во сне. Не ты выбираешь направления, не ты определяешь сюжет. Тебя просто несет по течению, а ты зажмуриваешься и молишься: «Проснись,
