Грейс невольно улыбнулась, вспомнив про записку, которую нашла на входной двери. «Вы уже приготовили мне печенье? Тедди».
— Хочу заняться выпечкой.
— Серьезно?
Губы сами разошлись чуть ли не до ушей.
— Серьезно.
— Интересно. Помощь нужна?
Сердце заколотилось тяжело, и Грейс, прежде чем ответить, перевела дыхание.
— Конечно.
— Собиралась посмотреть видео с Кирком, но его-то я вижу постоянно. Так что сегодня загляну к тебе.
— У вас по-серьезному?
— Вовсе нет.
— Ты такая же плохая, как я. Вы ведь встречаетесь уже три года.
Ответом на это тонкое наблюдение был тяжелый вздох.
— Знаю. В наших отношениях нет прогресса. Мы не расходимся, потому что дорожим дружбой, но и не любим друг друга настолько сильно, чтобы пожениться.
— Что ж, у Молли и Клэя в этом плане дела обстоят нисколько не лучше.
— Клэй вполне мог бы жениться. Видит бог, желающих выйти за него хватает. Но его, кажется, не интересуют отношения, которые затягиваются больше чем на одну ночь. Несколько месяцев назад я проводила опрос для той самой рубрики, и Клэй попал сразу в два списка: «Самый желанный холостяк» и «Наименее перспективный для брака».
Грейс понимала, почему Клэй никак не может решиться на прочную, ко многому обязывающую привязанность. Разве можно впустить кого-то в дом и одновременно сохранить тайну? А если бы жена в какой-то момент решила переехать на новое место? Да половина горожан разнесла бы ферму на кусочки в поисках останков Ли Баркера.
— А Молли всего лишь двадцать девять, — продолжала Мэдлин. — Ничего особенно необычного.
— Двадцать девять вполне подходящий возраст, чтобы выйти замуж, — сказала Грейс.
— Верно.
Разбирать собственную ситуацию — а разговор шел к этому — Грейс не хотела, а потому перескочила на другую тему:
— Ты не хочешь привести с собой Кирка?
— А это мысль, — отозвалась Мэдлин, никак не отреагировав на маневр сводной сестры. — Он только что звонил. Сказал, что хочет поговорить со мной о каком-то случае в таверне. — Она понизила голос. — Думаю, это как-то касается папы.
Грейс только что оттолкнулась от земли одной ногой и теперь замерла в гамаке.
— Каким образом?
— Не знаю. Кирк звонил с работы и объяснить ничего толком не успел — его куда-то позвали. Но звучит обещающе.
— Мэдди, по-моему, тебе лучше отпустить прошлое. Нельзя все время думать только о… — Грейс хотела сказать «о преподобном», но, сделав над собой усилие, произнесла другое: — О папе.
Баркер сам велел приемным детям называть его папой и очень злился, когда они этого не делали, особенно в присутствии посторонних. После того как он исчез из их жизни, мать не стала ничего менять в установившейся практике — по той же самой причине, по которой им не позволялось убрать конторку в пристройке.
— Пока папа не встретил вашу маму, у него была только я, а у меня только он.
Мать Мэдлин покончила с собой за три года до того, как преподобный женился на Айрин. Размышляя о причинах, заставивших несчастную женщину решиться на этот трагический шаг, Грейс неизменно приходила к одному и тому же выводу: вероятно, бедняжка поняла, какую личину прячет за маской набожности и благочестия ее муж. Тем не менее, никто и никогда не упоминал о ней, и даже сама Мэдлин вела себя так, словно Элизы Баркер и не существовало вовсе. Грейс подозревала, что Мэдлин не простила мать.
— Я знаю, как много он значил для тебя, но…
— Мне нужна определенность, понимаешь? Если он умер, я смирюсь и приму это. По крайней мере, буду знать, что он уже не вернется. Как и моя родная мать. Это уже кое-что.
— А что думает Кирк? Считает, что папа умер?
— Конечно. Только, в отличие от большинства местных, не винит в его смерти Айрин.
— Вот и хорошо. — Грейс натянуто улыбнулась. — Мне бы не понравилось, если бы кто-то их твоих друзей внушал тебе такие мысли.
— Я еще и потому ищу ответы, что хочу доказать всему городу очевидное: Айрин так же невиновна, как я или ты. Город несправедлив к вам всем — к тебе, Молли, Клэю.
После исчезновения преподобного у Мэдлин не осталось никого, кроме Айрин и ее детей. Наверно, она могла бы переехать к родственникам, но отношения с ними так и не сложились. К тому же Мэдлин сразу встала на сторону приемной матери, и это моментально отделило ее от семьи Баркер.
Грейс приложила к щеке холодный стакан и закрыла глаза.
— Спасибо, Мэдди.
Ее сводная сестра промолчала, потом вздохнула.
— Мы будем через час, ладно?
— Мэдди? — Грейс отставила стакан и открыла глаза.
— Что?
— Где живет Кеннеди Арчер?
— В старом доме Баумгартера.
Старым домом Баумгартера называли восхитительный особняк в георгианском стиле, стоявший в двух милях южнее города. Дом считался одной из достопримечательностей Стилуотера, а Лейси Баумгартер была в свое время едва ли не самой популярной девушкой в школе, и именно у нее часто устраивались шикарные вечеринки.
Только вот Грейс на них никогда не приглашали.
— Красивый дом, — нарочито небрежно сказала она.
— Ты бы видела, что с ним сделала Рэйлин. Когда Баумгартеры уехали, дом купили Грины. Потом они развелись. Дом достался Энн, и она пыталась содержать его в одиночку, но получалось у нее плохо. В конце концов, Энн продала особняк Кеннеди и Рэйлин, и те привели его в порядок.
— Замечательно. — Грейс облегченно вздохнула. По пути домой от пиццерии она вдруг подумала, что если у Кеннеди черный внедорожник, то и за рулем «эксплорера», проехавшего утром мимо ее окна, мог быть он. Но если Кеннеди живет в доме Баумгартера, то что ему делать рано утром, в половине седьмого, на Эппл-Блоссом? Нет, скорее всего, это был не он.
— А ты почему спрашиваешь? — поинтересовалась Мэдлин.
— Подумала, что он, может быть, живет в городе.
— Нет. Ты ведь слышала, что он баллотируется в мэры?
— Видела афиши.
Афиши и впрямь попадались чуть ли не на каждом шагу. Соперницей Арчера выступала член муниципального совета Нибли, и у Грейс сложилось впечатление, что она ведет свою кампанию весьма агрессивно.
— Моя газета его поддерживает. А ты будешь голосовать?
Грейс оттолкнулась от земли, и гамак снова закачался.
— Я с удовольствием поддержу тебя и твою газету, но за Кеннеди голосовать не стану, даже если буду в городе во время выборов.
— Он тебе не нравится?
— Нет, не нравится, — ни секунды не колеблясь, ответила Грейс.
— Правда? А почему? Он милый. И мне так жаль его.
