Постепенно мы оттесним этих горе-правительниц и возьмем себе реальную власть… – С каждым словом голос фокусника набирал силу, а в глубине его глаз все ярче разгорались злые огоньки. – Я слишком долго позволял ей командовать здесь и слишком мало контролировал ее действия. Немедленно отстранить Шангаллу нельзя. Во-первых, она уже смогла сосредоточить в своих руках часть власти. Во-вторых, потеряв все и сразу, она может повести себя непредсказуемо, возможно, организовать сопротивление, и тогда придется окончательно убрать ее… Чего мне не хотелось бы. Нет, пусть Посвященная так и остается номинальной правительницей и посланницей богов… Ну а мы станем передавать через нее свои приказы и решения. – Злые огоньки в глазах Левенгука теперь разгорелись в костры тщеславия. – Эту белобрысую девчонку можешь оставить себе, хотя, после того как моя программа окончательно вступит в действие, в твоем распоряжении окажутся все женщины этого мира. И я…
– А ведь дело в том, что вы со своими фокусами просто пролетели, – заметил Бел, и Левенгук запнулся, ошарашенно глядя на него горящими глазами.
– Что? – хрипло произнес фокусник.
– Бьюсь об заклад, что в том мире вы так и не достигли никаких успехов, вся ваша труппа уже, наверное, разбежалась… Вот вас вновь и потянуло к власти, сюда, в Цилиндр. Но объявлять открыто, что Антон Левенгук остается здесь, вы не можете – не позволяет гордость, да и слишком опасно сопротивление Шанго. Вы плохо руководили Эгидой, Левенгук… Правда, из вашего рассказа получается, что в крахе повинна внешняя причина, но все равно если бы вы были хорошим принципалом, то предвидели бы и предотвратили развал вашей организации. Вы вернулись к фокусам, к тому, что считали истинным делом своей жизни, в чем, возможно, полагали себя гением, – и опять облом, правда?
– Неправда! – почти выкрикнул Левенгук. – Я!.. Моя труппа… Знаменита…
– Бросьте, – перебил де Фей. – Я всю жизнь провел там – и ни разу не слышал ни о вас, ни о вашем цирке, это ведь о чем-то говорит, а? В общем, обойдетесь без меня.
Огонь в глазах фокусника ярко вспыхнул и погас, глаза вновь сделались тусклыми и холодными.
– Что ж, действительно. Без тебя, Белаван де Фей, – произнес он. – Потому что ты умрешь на глазах множества зрителей, в разгар праздника Свечи, в полдень, через четыре часа.
Глава 13
Именно в такие часы Шангалла Левенгук ощущала себя счастливой, именно ради них она и жила.
С самого раннего утра она носилась по территории вокруг Стопы, что-то приказывала, организовывала, расставляла всех по местам, придавала значение мелочам, не упускала из виду нюансы, обращала внимание на детали, тонко реагировала на малейшие поправки к программе и, конечно же, направляла общую стратегию.
Праздник должен идти по спланированному сценарию, а значит, он так и пройдет, пусть хоть весь Конгломерат провалится в тартарары! Так сказала она, Посвященная Шанго, а имя это что-то да значит в Кабуке и ближайших окрестностях.
Результатом бурной деятельности стала установка большого видеоэкрана над трибунами, расположенными полумесяцем у самого берега, а также вымытая до тусклого блеска круглая арена, приткнувшаяся между трибунами и океаном. Имей она такую возможность, Шангалла подкрасила бы и океанские волны – они хотя и отличались радующей глаз сглаженностью, но в это утро выглядели как-то по-особому свинцово-серыми и отстраненно-холодными. Впрочем, уже начинался отлив – еще один нонсенс этого мира, у которого отсутствовали крупные небесные спутники, вызывающие отливы и приливы. Значит, вскоре должна обнажиться Гиблая Яма, что сведет на нет сглаженность водной поверхности.
Помимо трибун подкрасили рупоры и столб, а кусты вокруг них дополнительно подстригли. Увы, но под утро пришлось внести несколько изменений в давно спланированный сценарий: выделить почетное место рядом с Шангаллой нежданно-негаданно свалившемуся на голову Левенгуку, а еще спешно отыскать в ангаре спасательный плот с дистанционным управлением. Этот плот нужен для транспортировки жертв в зев Гиблой Ямы.
Между делом Посвященная связалась с Урбаном Карафом из Разрядника и выяснила, что у него, ах-ха, все хорошо, что в голове у него мозги, а не желе, что он, хотя в этот полдень и не будет ежегодной подпитки из реальности Дня, все равно не забудет дать на пару минут повышенное напряжение, дабы Сеть разгорелась поярче и стала видна даже днем, внушая местным олухам благоговейный ужас перед всевластием богов. После этого Шангалла уселась со своими ближайшими помощницами в кают-компании Стопы за чашкой чаю, вспоминая при этом, не упустила ли она что-нибудь из виду, и постепенно утверждаясь во мнении, что таки да, что-то упустила.
Что-то, связанное с двумя жертвами, отловленными супругом и Пукковицем, что-то, о чем Левенгук ей говорил… приказывал?.. Нет, все-таки говорил – ведь он не имеет ни малейшего морального права что-либо приказывать ей, Посвященной.
Шангалла рассеянно пыталась вспомнить и одновременно строго поглядывала в сторону сидящей напротив Саши Пукковиц, тонкой как жердь фемино-особи с непроходящим ледяным изумлением в глазах. Саша за два года самоотверженного внедрения феминизма в Кабуке приобрела пагубную привычку втихаря подливать коньяк в свой чай, а затем, не к месту хихикая, объяснять нарушение координации переутомлением от титанической работы в Обществе Подогрева Детского Питания До Температуры 36,6 Градуса, основательницей и единственной участницей которого она являлась. Судя по тому, что глаза мадам Пукковиц под взметнувшимися тонкими дугами бровей выражали крайнюю степень вселенского изумления, она уже успела накапать чего-то недозволенного в свою чашку. Шангалла как раз собралась высказаться по этому поводу, но тут вдруг Саша поднялась из-за стола и нетвердой рукой запустила чашку куда-то вглубь помещения. Четверо остальных сидящих за столом феминоособей вскочили.
– Мышь! – звенящим голосом поведала Саша. – Там опять эта мышь!
Все оглянулись в сторону, где под стойкой монитора разбился на мелкие осколки дорогой сервизный фарфор.
– Ты уверена? – наконец осторожно осведомилась Тайя Строга. – Я, например, ничего не вижу.
Мадам Пукковиц повернула к ней удивленное лицо.
– Я в здравом уме и твердой памяти! – заявила она, чуть запнувшись на слове «твердой». – Естественно, я уверена, Строга!
Женщины, в отличие от мужчин, как правило, не обзывают друг друга «дурами набитыми» или, скажем, «психованными идиотками». Они не ругаются во время изложения своих личных взглядов на моральные недостатки оппонентки, не размахивают кулаками и не грозятся проломить друг другу головы посредством
