Запретный мир

Переполненная душевая девичьего пансиона, струи воды, брызги, мыльная пена, девицы неглиже и пожилой глуховатый дворник, случайно входящий туда в поисках веника…

И визг.

Пенопластом водят по стеклу.

Стеклом – по железу.

Все это слилось в том звуке, который издало супероружие.

Неизвестно, что творилось в центральном ярусе и на арене, но один из сопровождавших Альбиноса макрофагов охнул и тяжело осел на ступени, прижав ладони к ушам.

А Альбинос и второй макрофаг побежали дальше.

По правилам лурдской ZARNICA на каждую атаку бойскаутам отводилось десять секунд, после чего скрытый в прикладе прерыватель прерывал, переключатель переключал, а адаптер, соответственно, адаптировал фильтры ствола, задавая им новую пропускную программу.

Десять секунд истекли, и Левенгук переставил верньер так, чтобы стрелочка указывала на изображенный в профиль человеческий нос.

Странно, что за это время макрофаги, поднявшиеся уже до середины трибун, не сделали попытки выстрелить в фокусника из своего оружия.

Раздался тихий щелчок, и механический голос произнес:

– Назальная атака.

Запахло дерьмом.

Кучей дерьма.

Очень большой кучей дерьма.

Колоссальной, феерической горой из дерьма, возвышающейся на берегу моря из жидких фекалий, результата творческих усилий миллионного стада мамонтов, опившихся слабительного. Моря, на берегах которого резвились взбудораженные скунсы… Горы, на склонах которой обосновалась живая армада плотно позавтракавших стервятников…

Второй макрофаг, позеленев и выпучив глаза, повалился на ступени. Альбинос Аслаг тоже позеленел, затем посинел, полиловел и пожелтел. Из глаз его полились слезы, из носа сопли, он пошатнулся и упал на колени, но Аслаг возглавлял организацию макрофагов не случайно, а благодаря упорству и силе воли.

Он встал и побрел дальше.

Десять секунд истекли.

Фокусник повернул верньер.

Щелчок.

Голос сказал:

– Визуальная атака.

Сначала ничего не происходило. Адаптер оружия приспосабливался, вытягивая из Шелухи проекции обитающих там сущностей, подавленные влечения, мечтания и ментальные отрыжки либидо всех населяющих реальность-сердцевину разумных существ.

Потом над трибунами что-то зашевелилось, заиз-вивалось, бестелесные формы сладострастно заклубились…

В воздухе сформировалось ЭТО.

Вот тут Альбиноса Аслага проняло по-настоящему. Его глаза расширились, горло перехватило, он зашатался и начал крениться назад…

Волна звука сверхвысокой частоты тысячетонным тараном ударила в берег со стороны океана.

Антона Левенгука шквальным порывом смело с верхнего края трибун.

– Ближе! Надо поближе к нему!

Схватив опустившуюся на колени Дебору, Бел склонил ее голову к телу носорога, который, впрочем, уже не был ни носорогом, ни змеем, ни крокодилом, ни даже пауком. Он превращался в какое-то иное существо с пока еще неясными, смазанными очертаниями. В сферу беззвучия двухметрового диаметра, пульсирующую вокруг метаморфизирующего в последнем приступе хамелеона, упало тело Багана Скунса – кроль попал под звуковой шквал и мгновенно потерял сознание.

Внутри этой сферы бесконечность свернулась кольцом и укусила себя за длинный хвост.

– В кого он превращается? – прошептала Деби, ощущая подрагивание плота. В нем одна за другой отлетали клепки, удерживавшие вместе пластиковые псевдобревна.

Шквал визга стих так же внезапно, как и начался.

Дебора посмотрела. Ее глаза широко раскрылись.

Новое существо появилось на плоту. Оно сказало:

– Не, вы видите это? Всю жизнь мечтал! Теперь полетаем?

Исторического столкновения трех культур не произошло. От того места, где под проломившимся центром прятались макрофаги, по поверхности разошлись трещины, и перегруженная дородными телами арена провалилась. От воздушного удара лопнул видеоэкран, серебристые осколки со звоном посыпались вниз. Затем обвалилась большая часть трибун – исключение составили лишь центральный ярус и балкон с