отдернула руку, словно поймала себя на чем-то постыдном. Иван испугался.
– Ой, прости, – сказала Светлана. – Я надеюсь, тебе не больно.
– Нет-нет, конечно, нет. На самом деле даже приятно.
– Странные у тебя понятия о приятном, раз ты так испугался.
– Я не испугался.
– И как выйти из этого цугцванга?
Иван показал, как это сделать, а Светлана провела кончиками пальцев над его рукой, словно лаская, и сказала:
– Подожди-ка, а нельзя слоном…
Кончики ее пальцев застыли в сантиметре от костяшек его пальцев. И тут статическое электричество от ковра пробежало между Светланиной рукой и кожей Ивана потрескивающими розовыми искрами. От волн электрического напряжения его кровь забурлила, и Иван ощутил эрекцию. По еле робкого замешательства Иван набросился на нее, скинув шахматные фигуры на пол. Она жадно припала к его рту, увлажняя свои пересохшие губы. Иван прижал ладони к груди Светланы, словно хотел защититься от ее материнской власти, а потом сорвал шелк телесного цвета, обнажая соски, и несколько секунд сжимал ее грудь. Его руки скользнули вниз по животу и сквозь треугольник волос к холму Венеры. Вскоре Иван и Светлана уже занялись древнейшим из дел, слившись в доисторическом акте. Они спускались по эволюционному древу, становясь все более гибкими, безвольными, влажными, пока их не закружило водоворотом и не унесло в подводное царство холодного эроса.
Иван не знал, как объяснить случившееся, но почему-то все получилось, и после бурных занятий любовью он нежно ласкал Светлану, словно дергал за самую тонкую струну скрипки, играя пианиссимо в темпе адажио.
Светлана и Иван на «ауди» Вукича поехали в горные леса. Спустились по пологому склону через глухую дубраву, пока не вышли на зеленый луг, где легко дышалось. От яркого света зрачки Ивана сузились, и пару секунд он ничего не видел, кроме ослепительного сияния, словно склон укутан снегом. В воздухе пахло тысячами трав и цветов, сильнее всего шиповником. Его глаза скорее осязали, чем видели, – их приятно ласкали луговые ветры.
Целое семейство ветерков гонялось друг за другом, резвясь в траве. Один скользил вдоль холма, второй кружился, словно дервиш, подхваченный дыханием веселых демонов. Ветра раздували Светланины медные волосы, ворошили опавшие с дубов листья, снова скользили по лугу, причесывая траву, но держались подальше от леса, где розовые свиньи, громко чавкая, с хрустом жевали желуди.
Трава не переставала блестеть, изменяя свой оттенок в зависимости от направления ветра, который гнул ее то в одну, то в другую сторону, и она то поглощала, то отражала солнечный свет.
Светлана и Иван нырнули в эту траву, словно в озеро, укрытое пленкой ряски. Крошечные луговые жители сновали под спинами и кусали их. Уколы ос, муравьев и пауков лишь подливали масла в огонь их страсти, разгоравшийся на безумно влажном ветру. Когда они со стонами кончили, внезапно полил дождь, освобождение от гула накладывающихся друг на друга ветров. Светлана и Иван встали и оказались лицом к лицу со стадом овец, молча смотревших на них. Двое пастухов задумчиво курили трубки под одиноким персиковым деревом с грубой корой. Когда любовники прыгнули в густую траву, то не заметили ни души, а теперь сотни глаз застыли на их покрасневшей коже, на которой от укусов насекомых алели десятки сосков, лишенных молока. Иван и Светлана убежали в лес и нырнули в грязный ручеек, чтобы успокоить зуд от этих новых сосков, а потом возились в глине, намазывая ею друг друга, а потом шаря пальцами по коже и прилипая друг к другу со вздохами и стонами, скользкие и охваченные возбуждением. А потом мылись в прохладных водах ручья.
Приняв горячий душ в квартире Светланы. Иван занялся с ней анальным сексом прямо в супружеской постели. Он счел это победой человечности над националистическим режимом. Кроме того, он ощутил себя человеком, следящим за модой, поскольку недавно в баре у Ненада видел французский порнофильм, и оказалось, что анальный секс стал самым изощренным видом полового акта. Теперь Иван вполне примирился с режимом и даже подумывал, не вступить ли ему в Хорватскую демократическую партию. Он мог бы даже повесить плакат Туджмана – идея содрана с плаката Тито – на стену. Он даже придумал шутку: «Почему Туджман так часто кладет правую руку на сердце? Чтобы вы не увидели портрет Тито на его рубашках». Бессмертный Тито продолжал жить только в анекдотах. И Иван снова сжал бедра Светланы.
По дороге домой Иван напевал партизанскую песню. В воображении он воспарил над ржавыми шпилями соборов. Но кто знает? Однажды он, возможно, станет знаменитым скрипачом и шахматным гроссмейстером. Еще не поздно. Ему всего лишь пятьдесят, а он чувствует себя на двадцать. Хотя когда ему было двадцать, он ощущал себя на пятьдесят.
20. Радости супружеской измены плохо кончаются
Туджман только что умер. По радио весь день передавали вторую часть концерта для виолончели с оркестром Дворжака. В этот раз Иван не расстроился из-за того, что нация потеряла своего отца. На самом деле у него было хорошее настроение, и он размышлял, значит ли это, что скоро Хорватия станет процветающей страной, экономические санкции будут сняты, Запад полюбит Хорватию и одолжит ей денег, а туристы приедут на побережье, и так далее и тому подобное.
Иван затлел к Светлане, чтобы отпраздновать это событие.
Из музыкального центра звучала псевдофольклорная музыка с ускоряющимся ритмом и теплыми зажигательными басами. Начальника полиции не было дома из-за повышенных мер безопасности. Любовники поцеловались. Слюна со вкусом зубной пасты и шоколада стекала по их подбородкам. Ее сливочные губы возбуждали его. Они опустились на новый турецкий ковер, усыпанный красными и черными драконами, языками пламени, змеями, звездами, лунами и тысячами переплетающихся узоров – только у скучающих крестьян, живущих в горах, хватило бы времени и мастерства соткать такое. От этого ковра не било статическим электричеством. Иван прикрыл глаза. Музыка ускорилась, гремела басами, лаская Ивана, где-то внизу живота, возможно, в области простаты. Иван попивал сливовицу и нежился в тепле, и ему казалось, что он летит на волшебном ковре-самолете. Они со Светланой скинули с себя одежду и начали в шутку бороться. После чего продолжили свой «бой» в супружеской постели Вукича.
И тут огромный шкаф скрипнул, и оттуда выскочил тучный мужчина – Вукич – и прыгнул на Ивана. Бам! Бух! Через пару секунд Иван был покрыт всеми возможным красками, какие только могло создать его тело, и они продолжали прибывать. Красное пятно вокруг глаза, которое вскоре смешается с голубым, зеленым и всеми цветами радуги, словно свидетельство его славной победы на любовном фронте.
Вукич препроводил Ивана через несколько дверей и вытолкал его из своего дома, а подошва его ботинка отпечаталась на
Несколько раз перекувырнувшись через голову, Иван приземлился на задницу. Это был четверг, базарный день. Толпы людей возвращались с рынка с запасами сыра, масла, сельдерея, яиц и пронзительно орущих цыплят. Когда голый Иван появился посреди улицы в чем мать родила и с полуэрегированным членом, пинаемый Вукичем, то собравшиеся вокруг зеваки разразились громким хохотом.
Ивану хотелось забежать обратно в дом, спрятаться в коридоре, но Вукич встал в дверях, чтобы вытащить сигаретку и закурить. Иван пробирался сквозь толпу.
– Посмотрите на нашего донжуана.
– Казанова, научишь меня, как соблазнять женатых дамочек? Сколько ты возьмешь за тридцатисекундный урок?
– А что это за фитюлька, которая напоминает пенис?
Иван пробрался через толпу и побежал домой, его яйца подпрыгивали на бегу, а за ним, словно за
