До начала передачи Дзокки расхаживала по студии. За ней увивался Пинкеттс: ему жуть как охота, чтобы она написала с ним роман в четыре руки.
Повторяю для бестолковых: с Дзокки ловить нечего. Лучше расслабиться и подумать, как сварганить бестселлер.
В студии не было Инге Фельтринелли, Даниэле Луттацци и Нанни Балестрини. Правда, они шли в записи. А Фельтринелли даже была на связи в Милане. Она оделась во все красное и спикала на манер Этер Паризи.
Дальше показали книжку Даниэле Луттацци «С.п.а.з.м.». Даниэле угарный малый, так что было уже смешно. Один Даниэле Луттацци стоит десяти таких, как Альда Мерини, и пяти таких, как Марио Луци. Меня переполняет счастье оттого, что на свете есть Даниэле Луттацци.
О Нанни Балестрини словами не скажешь: это полный абзац. Ему шестьдесят, а дашь на сорок- пятьдесят меньше. Он абсолютно задвинут и абсолютно велик.
Сначала все писатели вошли.
Все входили нормально, кроме Кьяры Дзокки: она входила сексуально. Пинкеттс смотрелся как Муссолини. Тициано Скарпа шел ва-банк со своей книжулей «Глаза на Решетке».
Тициано Скарпа вроде Манганелли. Разница в том, что он идет ва-банк только на телепередачах.
Передачу запустили. Разорялись ни о чем. Томмазо Лабранка был круче всех. Какой-то критик в красных окулярах наехал на Сангвинети: решил, будто Сангвинети — один из молодых писателей. Ровно с катушек слетел.
В конце все перепрощались. Я так и не понял, выудил Пинкеттс у Дзокки телефончик или не выудил. Все равно там без мазы. С Дзокки ловить нечего. Лучше расслабиться и подумать, как сварганить бестселлер.
Бевилаква
Когда мы, писатели, приходим на ТВ, мы так тихонечко прикидываем, что если не надрывать глотку, сколько-то твоих книжек все равно, конечно, купят, но не столько, чтобы можно было постоянно мотаться в альпийские пансионаты. Потому как если ты весь такой из себя скромняга, то зритель на тебя не подсядет и быстренько переключится на другую программу.
Чисто как писатель Альберто Бевилаква, я скажу, соображает, что говорит. В свое-то время он нарубился — мало не покажется. У Маурицио Костанцо он так горланит, что ты уже без вариантов купишь его «Душу-любовницу» или «Эрос и письма матери».
Я когда «Вубинду» отчудил, меня позвали на передачу по культуре, где будет Бевилаква. Называется «Короткое замыкание».
Помню, я страшно мандражировал, потому что хочу стать Бевилаквой Третьего тысячелетия. Бевилаква когда говорит, он задумчивый такой. Потом с ходу начинает на кого-нибудь орать, потому что он вспыльчивый. Я тоже так хочу. Но пока не получается. А все из-за того, что я стеснительный.
Была там еще Селен. Селен — это порнозвезда. Телка она оттяжная, хотя в тот раз даже минет никому не сделала.
Селен сидела одна.
Бузили про то, годится ли, когда на рекламе фильмы о Ларри Флинте — есть там один, все порнуху мастачил — нарисован актер, распятый конкретно не на кресте, а на пизде. Ну и вообще — о порнографии.
Отвечал еще один мэн, который аж с 1963 снимает в Италии порно плюс эротику, и там одна газетчица, Татафиоре: она в этих делах дока.
По мне, так порнография — лишний повод разок-другой подрочить. Клевая дрочка — это то, что доктор прописал.
А эти ни в какую: нет, мол, и все тут!!!
И давай лажу гнать. Такой хай подняли — я и половины не прочухал.
Селен нахалку шила Папе. Типа он беспредел учинил: вон сколько народищу понапрасну ухайдакал за всю-то историю.
Бевилаква надрывался, что порнуху смотрят дети, которых потом же и насилуют.
Я, газетчица-минетчица и мэн, что с 1963 навалял груду видюшного порева, больно-то не возникали. Такое вот «Короткое замыкание».
Селен вопила, что все эти семьянины-католики и есть главные садюги: втихаря имеют деток в попки. Бевилаква кричал дурным голосом, что многие порнушки сляпаны без всякого вкуса, особенно когда натягивают домохозяек. Селен жала на то, что без резины в перепихоне каюк, а Папа с резиной не велит. Короче, Селен сводила к тому, что этот Папа, блин, всех уже достал.
Когда передача пошла, кусок насчет Папы вырезали.
Призрак с голубой п....й
Меня зовут Марио. Я мужчина.
В детстве я не верил в привидения.
Я тащился от Карменситы и Кабальеро. Они разгуливали по сказочной стране в виде бумажных рупоров!
Я тащился от Бельфагора. Он выходил на дело из самой преисподней!
Я тащился от привидений Скубиду, от мумий Скубиду́!
А еще я тащился, когда в передаче «Порто-белло» говорили о призраках давно умерших женщин. Так я узнал, что призраки возвращаются!
Я сам гасил свет перед сном!
Я был славным бутузом.
Сейчас мне тридцать два. Моя жизнь совсем не та, что прежде.
Она резко переменилась с того самого дня, когда случилось то, что случилось. Теперь-то вы поняли, что я верю в сказочный мир привидений?
Я верю в него, потому что встретил призрака с голубой пи. Она явилась мне согласно древнему пророчеству. А это вам не хухры-мухры!
Наша встреча стала решающей не только для меня, но и для судеб всего человечества. Ныне, и присно, и во веки веков!
Без балды. Дело было так.
Я сидел за Пауэр ПиСи Макинтошем с Монитор 16 Колор Дисплеем.
Сидел и строчил себе тексты для эротической телефонной линии 144. Специализация: летальный фетишизм с использованием резиновых аксессуаров. Желательно в перчатках.
Телефонные клиенты прутся от эротических историй с резиновыми перчатками красного или черного цвета. Они типа представляют, что их сечет такая матильда в резиновых перчатках и латексных чулках. Все красного цвета. Потом парочка голых бундесов продергивает ее в роттердам и поппенгаген, а она орет «Замочи меня, замочи!». Ну, тут адольфы в красных гольфах и мочат матильду миксером, прижав ей голову к тахте.
Вот такие прогоны я маракал. На кооператив не хватало.
Раз сижу я, значит, кропаю писульку под названием «Убойная мочиловка на собачьей секс-площадке в блядском городе Содоме». За одну только страничку этой чернухи мне отстегивали по стольнику (куда больше, чем за страшилки для страшилкосборника «Юные людоеды», изд. «Эйнауди»). Штучка вышла полный лом: всюду чертова гибель влагалищ, разодранных лиловыми овчарками. Кабысдохи отдают концы, отрыгивая кровь, дерьмо и черную резину. Истерзанные псами лохнезии носили бельишко из черной резины, а резина, если ее обожраться, смертельна.
Даже для кабысдохов в блядском городе Содоме.
К чему это я? Ах да — к сказочным событиям. Вот как они развивались.
«Наверни шматок резины — кегли с лету отбросишь», — думалось мне в тот день, когда звонок вдруг атасно затренькал. Раньше он так не тренькал. Это треньканье я бы сравнил с попурри из всех песен, побеждавших на фестивале в Сан-Ремо с самого начала и по сегодняшний день. А именно:
