пожилая пара.
Я невзлюбила их в этот момент за то, что мы по их совету взяли с собой столько теплых вещей и совсем почти не взяли воды, но тут уж ничего нельзя было поделать, кроме как никого не слушать в будущем.
А на следующий день мы уехали обратно. Погода подарила нам еще один жаркий день, мы скинули все свои свитера, перчатки и банданы и ехали по серпантину, расстегнув куртки. Жаром дышало от раскаленного двигателя мотоцикла, от расплавленного асфальта, от нагретых камней на обочине. Мы останавливались и жадно пили минеральную воду из прозрачных полиэтиленовых бутылок с оборванными наклейками…
Котелок (1999 год, 28 июля)
Вторая поездка в этом сезоне была не такая удачная. Да что там говорить, неудачи посыпались на нас как из рога изобилия. Это была поездка в Байкальск на рок-фестиваль.
Я не очень люблю громкую музыку. Но у Алексея сохранились какие-то сказочные впечатления от прошлого года, о которых он рассказывал взахлеб.
Накануне я долго не могла уснуть, и утром встала вялая, сонная, ничего не соображающая. Надо было плюнуть на все, и как следует выспаться, но нас ждали иркутяне, и мы отправились в гараж. Резкий упадок сил у меня бывает довольно редко, и избавиться от него можно только одним способом — отлежаться, но Алексею я этого объяснить не смогла, и он так и не понял, что сегодня от меня нельзя ожидать никаких подвигов.
Неудачи начались с того, что Алексей решил, что мой синий мотоцикл слишком тяжелый и неповоротливый и заявил мне, что я поеду на его «Соло», а он — на моем «Урале». Я согласилась, потому что большой разницы не видела. Оказалось, наши мотоциклы не согласны с Алексеем. Они враз отказались заводится «с полпинка», и на каждой остановке нам приходилось заводить их по десять минут. Байкальское вредное небо снова поливало всех дождем, а Виктор Макаров изливал свое презрение, в основном, на меня, поскольку был уверен, что это по моей вине мы едем так медленно. На этот раз он был сильно не в духе, — и в этом были виноваты дела сердечные, — зимой он познакомился с маленькой хрупкой восемнадцатилетней девочкой со стеклянными глазками и совершенно неподходящей кличкой Пантера, которая громко, самоуверенно говорила, что летом она купит себе «Иж» с водяным охлаждением, а на следующий год — «японца». По-видимому, Виктор питал недвусмысленные надежды на развитие отношений, и рассчитывал, что все решится в Байкальске. Но в последний момент Пантера наотрез отказалась ехать с ним, и даже, по-видимому, объяснила, что между ними никогда ничего не будет. Он ехал злой и свою желчь он изливал на нас. Нам было стыдно, потому что и Виктору, и Илье, и еще каким-то незнакомым ребятам на белой «Волге» приходилось ждать, когда же мы распинаем свои мотоциклы.
Тут, наверное, надо объяснить. Дело в том, что каждый «советский» мотоцикл имеет свой неповторимый характер — одному, чтобы он быстро завелся, достаточно приоткрыть заслонку воздушного фильтра, другому — приподнять обогатители, третьему не хватает и того, и другого, ему, например, надо еще «подкачать» бензинчику: то есть, не включая зажигания, несколько раз топнуть ногой по кику.
Каждый мотоциклист привыкает к своему мотоциклу, и часто не может завести чужой сразу, — тут нужна взаимная привычка, достижение некоего соглашения между железом и человеком, иначе никуда не уедешь. Каждый из нас привык к своему мотоциклу и не мог быстро завести чужой. Есть еще один нюанс — если с самого начала порядок «завода» изменить: к примеру, нужно было только приоткрыть заслонку воздушного фильтра, а вы вместо этого накачали в камеру сгорания бензин, и теперь вы пытаетесь исправить положение, открыв заслонку, то у вас ничего не выйдет, вы будете долго стоять и топать, пока залитые бензином свечи не решат, что наконец-то весь лишний бензин испарился и не дадут долгожданную искру.
Алексей злился, а я была готова заснуть прямо на дороге.
Когда мы миновали Култук, пошел сильный дождь. На железнодорожном переезде перед Слюдянкой я то ли неудачно тормознула, то ли не вовремя переключилась — заднее колесо съюзило на идущих наискось блестящих рельсах, сиденье само словно выскользнуло из-под меня, и мотоцикл ушел куда-то в сторону. Я успела выставить ногу и осталась стоять на скользком деревянном пореберьи переезда, а мотоцикл, упав на бок, пролетел через рельсы и замер, опершись на дугу, как павший вороной конь, блестя своими лаковыми боками.
И не успел еще затихнуть лязг падения, как рядом в воздухе, словно её нарисовали, возникла здоровущая, рослая тетка в железнодорожной жилетке и принялась базлать на весь притихший от дождя простор:
— А ну убирайте на хер свой мотопед, щас состав пойдет, с ума посходили?
Быстро убрать с переезда мотоцикл я не могла, — силенок не хватало, Алексей уехал вперед, чтобы поставить там мотоцикл и вернуться назад. Так что тетке надо было немного подождать. Но не успела я опомниться, как чьи-то сильные руки подхватили и меня, и мотоцикл, и осторожно перенесли куда-то вперед и там поставили все на асфальт и даже поинтересовались:
— С тобой все в порядке, сестренка?
Это были незнакомые ребята из «Волги», они ехали сзади и видели мое неудачное падение. Я поблагодарила их, потом подбежал Алексей и мы откатили мотоциклы дальше, к закусочной. Пока заводились, через переезд прошел длинный, как год, состав, груженый углем и лесом. Значит, тетка базлала не зря.
Когда мы прибыли в Слюдянку, я была в полуобморочном состоянии, как будто еще раз сходила на пик Любви. Все-таки двести километров по серпантину… Я хотела спать, спать и еще раз спать, и больше меня не интересовало ничего. Я хотела ехать дальше и никак не могла понять, почему мы должны заезжать к незнакомому байкеру по прозвищу Доцент. Но Алексей и Виктор так свирепо на меня посмотрели, что мне пришлось уступить.
— Ты его просто не помнишь, он приезжал на закрытие в прошлом году, — сказал Алексей. — Будет некрасиво, если мы к нему не заедем. Да и дождь переждать надо.
Он жаждал мужского общества, а я этого не понимала.
Перед двухэтажным домом стояло несколько мотоциклов. В темной квартире Доцента пахло перегаром, вчерашним винегретом и табаком. Сам он оказался светлоголовым, очень славным молодым мужчиной. Алексей и Виктор сразу же ушли куда-то вглубь квартиры по заваленному одеждой коридору здороваться с ребятами из Турунтаева.
Я устало села на крашеный табурет в грязноватой, бедно обставленной кухне и головой прислонилась к холодной стене. Глаза закрывались сами собой.
— Да ты вообще никакая от усталости, — сказал внимательный Доцент.
Я кивнула и в двух словах объяснила, почему.
— Помоги мне, пожалуйста, — попросил он. — Там куча голодных мужиков, сейчас они встанут, жрать захотят, пожарь котлет, вот тут целая пачка.
Я стояла возле плиты на чужой кухне в полном одиночестве, жарила котлеты для нетрезвых турунтаевцев, которые приехали в Слюдянку еще вчера и успели отдохнуть и выспаться, и падала с ног от усталости. Потом от плиты меня прогнал Доцент, он сказал, чтобы я шла в комнату. Там, сидя прямо на полу, смотрели телевизор полутрезвые байкеры из Бурятии. Я думала о том, каким ветром меня сюда занесло, и что я вообще здесь делаю?
Потом все, наконец, высыпали на улицу. Дождевые облака снесло в сторону неугомонным байкальским ветерком, а из-за низких желтоватых сопок показалось голубое небо. Доцент, который никуда не ехал, так как у него накануне «по-пьянке» отобрали права, посмотрел вверх и сказал:
— Сегодня дождя больше не будет.
— Ему можно верить! — захохотал Андрей Зверев. — Барометр! Твой? — он заинтересовался моим мотоциклом, прыгнул на него, выжал тормоз и несколько раз качнул вилку. — А вилка-то не работает! — обрадовался он. — Ну что это такое?
