Мимо нас продефилировали, спотыкаясь и хватаясь за ветви и друг за друга, парень с девушкой. У парня на голове был зеленый ирокез, а девушка была наголо обрита. Глаза у обоих были пустыми, как стекляшки в дешевых бусах. Алексей проводил их удивленным взглядом.
Мы прошли по скользкой от грязи тропинке, потом поднялись на бугор, свернули направо и оказались на большом стадионе, вдали была сцена, на которой кто-то пел, от звука ударных толпа плавно дышала, словно море, поднимаясь то вверх, то вниз — они танцевали. Мы протиснулись через столпотворение в проходе и кое-как нашли столики, за которыми торговали пивом и напитками. Мы купили воды, но, сколько не искали, так и не нашли, где можно купить поесть, — где-то у самых ворот работало кафе, выдавая проголодавшимся порции картошки с рыбой, но нам это было не по карману, и мы повернули назад. Еще немного походив по стадиону, послушав какую-то какофонию, которая лилась из динамиков, мы неторопливо, прихлебывая синтетическую бурду из банок, вышли на берег Байкала. Гораздо интереснее было смотреть на напившихся молоденьких панков, бородатых бардов с гитарами и татуированных неформалок с металлическими палочками в носу и с бусами на лодыжках. Все это напоминало милое местное Таити, где напившиеся огненной воды и накурившиеся дурманной травы туземцы справляли праздник молодого тюленя.
Пока мы гуляли, стемнело. Вернувшись назад, мы обнаружили, что в лагере кто-то развел костерок. Возле костерка сидело несколько человек, среди них был и Макаров. На длинной жерди над костром висел наш котелок, в котором парилась вода.
— Никак не закипает, — ответил кто-то из байкеров на наш вопрос. — Дрова сырые.
— Ерунда какая-то, — заметил Алексей, — сейчас примус принесу, закипит через десять минут.
Через пять минут вода закипела. Мы, уставшие, сидели у костра.
Один из парней, широкоскулый, мрачноватый парень, кажется, его звали Кирилл, крутил в пальцах короткий нож с широким лезвием. Нож был с разборной рукоятью, Кирилл неторопливо объяснял кому-то из парней, как им пользоваться, как нужно раскрывать, как нужно бить, чтобы наверняка нанести противнику ощутимые раны. Он недавно вернулся с армии.
— Коротковато лезвие-то, — заметил кто-то.
— Чтобы убить, и не нужно длинное, — возразил Кирилл, — надо просто знать, куда бить.
Виктор, уже выпив, выпендривался перед мужиками и рассказывал какую-то похабную историю «про баб».
— А нельзя ли потише, — вдруг оборвал его Кирилл, когда тот загнул что-то совсем из ряда вон выходящее, — тут вон, девушка сидит.
Но Виктора несло.
— Девушка? — переспросил он, — Девушка! — передразнил он, издеваясь, — Девушка — это когда ей восемнадцать, а не когда за тридцать! — отрезал он.
Я с любопытством наблюдала за ним, он злился на Пантеру, а доставалось мне. Я и не думала, что он такой слабенький.
— Ты напился, — спокойно констатировал Кирилл. — И порешь чушь!
Все замолчали. Я оглянулась на Алексея. Тот сонный, как ребенок, сидел и смотрел на пламя костра. Он даже не слышал, о чем говорили парни. Все же он немного блажной у меня. Сто процентов — он думает о мотоциклах.
— А Лёха, этот, из Слюдянки, он на своем «Урале» переделывал вилку, Никто не знает, какую он брал? От какого мотоцикла? — наконец спросил Алексей.
Ну, что я говорила!
Все сразу же оживились и стали обсуждать переделки «Урала», потом перешли к забавным и страшным случаям из жизни, и инцидент был забыт.
А утром все уехали. Мы встали поздно и успели застать только Виктора Макарова, который укладывал вещи в большие кофры своего серого мастодонта.
— А я вчера такую неформалку отодрал! — похвастался он, странно улыбаясь, — Местная, и без всяких там… Сразу ко мне в палатку! К тому же девочка оказалась!
Я знала, что он врет, но все равно было омерзительно. Даже Алексей старался на него не смотреть.
— Я что-то не понял, а зачем все приезжали в такую даль? — спросил меня Алексей, когда Макаров уехал. — Ничего не увидели, ни с кем не пообщались…
Мы взяли полотенца, зубные щетки и пошли к Байкалу. Лагерь еще спал после вчерашнего буйства. Хрустальная вода была свежей и чистой, маленькие аккуратные волны накатывали на покрытый разноцветной галькой пологий берег, горизонт таял в серебристой дымке, мы постояли-постояли, посмотрели на Байкал, на солнышко, на ясное небо и решили остаться: хотелось посмотреть, что же здесь происходит, искупаться, позагорать, да и съесть оставшуюся в рюкзаке тушенку тоже нужно было.
Не везти же её обратно!
— А, интеллигенция сраная! Зубы ходят чистить! — услышала я на обратном пути злорадный вопль Зверихи.
Оказывается, она еще не уехала, а только собиралась.
Она с ненавистью смотрела на меня, уперев руки в круглые бока. Мы с Алексеем переглянулись и прыснули. Оказывается, с точки зрения Матрены — байкеры зубы не чистят! Или они не байкеры! И в самом деле — зачем? Лишняя трата денег.
Это был отличный день, мы купались, пили шипучее пиво, которое разливали из алюминиевых блестящих круглых кег продавщицы с белых халатах, ели соленого, копченого и сушеного омуля, купались, слушали гитаристов, выступавших на сцене днем, снова купались, а вечером пустились в пляс по уже вытоптанному, темному, бесконечному стадиону под аккорды какой-то бешеной музыки. Над нашими головами плыли огни фейерверка, а когда они потухли, то в темном небе наконец-то зажглись созвездия. Их света нам было достаточно…
Весь следующий день я просидела в белом от известки, воняющем хлоркой деревянном туалете: мне было о чем подумать — я размышляла, что именно было несвежим — омуль или пиво. Пиво или омуль? Пиво было теплым — оно могло прокиснуть на жаре.
Омуль тоже холодным не был, к тому же неизвестно кто и как его солил… Ехать в таком состоянии было невозможно — болела голова, тошнило, и было совсем плохо. Я лежала на коврике с умирающим видом, а несчастный Алексей сидел и смотрел на меня, ожидая, когда же мне станет лучше. В конце концов, я нашла в своей аптечке неизвестно как уцелевшую таблетку антибиотика, выпила её и слабо скомандовала:
— Ну, что сидим? Собирай пожитки.
Последним Алексей выдернул из-под меня коврик, свернул его, прикрепил, поднял меня за руку и подтолкнул к моему синему мотоциклу, на котором были навалены вещи — перчатки, куртка, кожаная бандана, шлем, шапочка… Я смотрела на это с отчаянием. Надо одеваться, а потом — ехать. От запаха бензина накатывали приступы тошноты. Но все оказалось не так уж и плохо: прохладный ветер обдувал лицо, дорога отвлекала от плохих мыслей и переживаний, и до самого Култука я развлекала себя тем, что училась спускаться накатом.
Все было просто отлично: каждый из нас ехал на своем мотоцикле, «Уралы» и не думали капризничать, они словно бы узнали нас. Мы миновали Култук, выехали на серпантин. Я едва поспевала за Алексеем, который просто обожал эту дорогу, кажется, он мог бы ездить по ней каждый день. Ему нравилось разгоняться на спусках, закладывать мотоцикл в крутые виражи, выравнивать его после поворота, гадать перед новым изгибом дороги — войдет или не войдет мотоцикл в поворот, если добавить еще газу? Мне серпантин давался с трудом, — повороты не просматривались, а дорога все время норовила свернуться в лист Мебиуса, голова от этого просто кругом шла. Иногда казалось — еще немного — и ты поедешь вверх ногами, то есть вверх колесами. Поэтому Алексей ушел вперед, а мне ничего не оставалось, как стараться не отстать. Я разогналась, чтобы въехать в горку, как вдруг мотоцикл перестал слушаться ручки газа, и я услышала странный звук у заднего колеса: «Вжух-вжух-вжух… вжух-вжух-вжух…»
Я еще успела свернуть на узкую обочину, и ухватилась за тормоз, чтобы мотоцикл не укатился назад. Алексей вернулся не сразу — в пылу погони за каким-то автомобилем он не сразу заметил пропажу. Еще не доехав до меня, он уже кивал головой, беззвучно спрашивая: ну, что еще стряслось? Когда он остановил
