состояние, сама удивившись своей силе. Улыбнулась гаишнику, натянула бандану поглубже на нос и стартовала вслед за Алексеем.
Фу!.. Как неудобно получилось…
Вечером мы заблудились в Красноярске. Это произошло по глупой случайности:
Алексей, вместо того, чтобы спрашивать дорогу на Кемерово, спросил дорогу на Красноярск. Его понять можно: не мог же он знать, что в этот момент мы уже практически были в городе! Кругом были дачи и лес. Продавец ночного ларька ткнул пальцем по направлению к центру, и мы ломанулись туда. Сперва свернули на широкую улицу, потом выехали на улицу еще шире, а потом оказались на шестиполосном проспекте с сумасшедшим движением. Такие улицы мы видели только по телевизору. От снующих туда-сюда машин у меня да и Алексея закружилась голова, и мы сделали безуспешную попытку вернуться, но у нас это не получилось, потому что свернуть на ту же улицу не позволил знак, а куда ехать дальше, мы не знали.
Когда мы замешкались перед светофором, решая, куда же лучше ехать, я услышала жуткий скрежет тормозов сзади и сигнал клаксона и поняла, что кто-то только что чуть на саданул меня бампером по заднему фонарю. Алексей резко обернулся назад.
Таких умелых, отборных матерков я от него еще не слышала. Это подействовало, автомобилист взял правее и объехал нас. Мы торопливо свернули куда-то с проспекта и остановились на автобусной остановке возле красивого кирпичного здания за ажурным, кованым забором. Было непонятно, что делать дальше.
Алексей несколько раз пытался выяснить, куда ехать, у водителей рейсовых автобусов, но они не слушали его, им нужно было работать, а пешеходы смотрели на нас недоуменно. В общем, мы привлекали всеобщее внимание, и кто-то даже попытался с нами заговорить, а вот помочь нам, увы, никто не мог. Через полчаса мы отчаялись, — в раскаленном городе было жарко, хотелось пить, хотелось переодеться… Я села на мотоцикл и пригорюнилась, не ожидая на этот раз от судьбы ничего хорошего. Но она смилостивилась над нами и подарила нам Вовчика. Мордатый, плотный Вовчик таксовал на вишневой «семерке», быть может, ему было скучно, или у него в работе был перерыв, но он оказался единственным человеком, который откликнулся на просьбу о помощи. Он поинтересовался, откуда мы, и тут же рассказал, что служил в Ангарске.
— Я проведу! — загорелся он.
Мы переглянулись и попрыгали на мотоциклы. Никогда до этого я не ездила по незнакомому городу со скоростью в сто десять километров час. Вовчик мелькал где-то впереди, играючи перестраивался с полосы на полосу и немало не заботился, поспеваем ли за ним мы. Алексей поспевал. А вот со мной дело обстояло хуже. Я попыталась перестроиться вслед за Вовчиком, но мимо меня, сигналя, пронеслась «Газель», с другой стороны ко мне прижимался «УАЗ», куда же деваться мне, ребята? Я с головокружительной скоростью ныряла куда-то вниз, потом взмывала вверх, поворачивала направо, налево, прыгала по трамвайным рельсам, на всей скорости влетела под знак «Движение запрещено». Все это напоминало уже не поездку по городу, а бесконечный стрит-рейсинг. Наконец, я вылетела на кольцо, огражденное высоким бетонным забором, и поняла, что больше не вижу впереди ни Алексея, ни Вовчика. Все, заблудилась…
Еще по инерции, надеясь на лучшее, я свернула куда-то и оказалась на втором кольце. Надо остановится, иначе меня никто никогда не найдет… Я остановилась в тени высоких тополей и спросила мальчишку на мотороллере, как выехать отсюда в сторону Кемерово. Он странно посмотрел на меня, что-то начал говорить, но так и не смог объяснить, куда ехать. Потом ко мне подскочил какой-то высокий стройный юноша в белой рубашке.
— Здравствуйте! А вы не из Москвы? А это что за мотоцикл? Наверное «Вояж»?
Я что-то говорила парню, но краем глаза все время следила за дорогой. Есть! На первом кольце появился и начал беспомощно вертеться по кругу знакомый белый шлем.
Как бы нам не разминуться… Алексей что-то сообразил и свернул на «мое» кольцо, я выжала сцепление, включила передачу, тронулась и через мгновение пристроилась за ним. Минут через двадцать мы выехали на трассу «М 53». На трассе нас ждал Вовчик.
— Потерялась? — спросил он. — Ай, все равно, молодец!
Он не взял с нас денег и проводил до деревни Емельяново, чтобы могли заехать к его сестре и набрать воды. Пока Алексей ходил в дом, я стояла у мотоциклов и слушала странный спор двух местных мужиков. Он спорили о том, где нам с Алексеем лучше всего переночевать.
— Лучше бы им доехать до Большого Кемчуга, там и палатку поставить можно, и не потревожит никто, а места там хорошие… — говорил один, усатый, в клетчатой рубашке. Он курил и мечтательно смотрел на мотоциклы.
— Да нет, ну зачем им ехать до Большого Кемчуга, можно остановится на Малом, время-то глянь — поздно уже, а ведь еще поесть приготовить надо, то, се… Пока до Большого Кемчуга доедут, уже темно будет, да и клещей там… — не соглашался второй. Он был почти точной копией первого — засученные рукава рубашки, загорелые руки, папироса в зубах.
— Да, клещей сейчас везде полно, — соглашался первый.
Под этот странный спор мы и уехали. Мы не поехали ни до Большого, ни до Малого Кемчуга, мы доехали до знака «Аэропорт — сюда», свернули в кусты и через десять минут спали крепким сном. Мы проехали в этот день четыреста километров и никто, даже рожок пастуха, утром гнавшего коров на пастбище по просеке мимо нас, не мог заставить нас проснуться. …Дорога состоит из множества мелочей, которые ты в обычной жизни не замечаешь, но которые становятся важными, именно потому что связаны с путешествием. Это разговоры с дальнобойщиками, ничего не значащие знакомства с местными, это твои собственные мысли. Мотоцикл — не машина, здесь не с кем поговорить, и ты полностью погружен в себя, а уж что только не приходит в голову, и чего только не услышишь, когда едешь в одиночестве: то звонок телефона, то далекую музыку, она обычно не назойливая, но монотонная, а еще голоса, много голосов, словно на обочине кто-то стоит и разговаривает, разговаривает… Обернешься, — нет никого.
Это шутит ветер, он задувает под стекло шлема, постукивает воротником куртки, щекочет подбородок кончиком банданы… А иногда, когда становится темно и ветрено, явственно слышен звук шаманского бубна: бум-м-м, бум-бум-бум, бум-м-м… И от этого становится немного не по себе. А еще дорога состоит из больших и маленьких поломок, из поисков масла для доливки, из перегревшихся от жары движков… Да что же это такое, скоро моя правая нога превратиться в запечный окорок!
— Алеша! Лёш! — да как же его остановить?
Я мигала светом, сигналила, но он не обращал на это никакого внимания. Я обогнала его и включила поворотник. Ну, наконец-то меня заметили! Где мы? А, это тот самый Кемчуг — мутная, словно вдоль неё распложено несколько скотных дворов, речка, с тополями по грязным, глинистым берегам.
— Давай тут отдохнем, остынем, я посмотрю зажигание…
Да, дорога состоит еще из привалов, когда ты не хочешь отдыхать, но ничего нельзя поделать, из мытья жирного котелка в мутной холодной воде, из чавкающей жижи под ногами… Куда делась чистая вода? Как только мы выехали за пределы Иркутской области, чистой воды в реках не стало, мы даже видели одну небольшую речку, по которой плыли облака пены, похожие на снег. Мы немного постояли на берегу, пораженные, но набрать воды из неё не решились.
А еще дорога состоит из телеграмм: ты пишешь родителям: «Едем!», но они получают странное, но тоже многозначное: «Едим!», а еще сюда входит посещение деревни, где можно отстучать эту телеграмму, а в поселке все девушки оказываются длинноногими, длинноволосыми и сказочно красивыми. У деревни смешное название Козулька, но девушки там, скажу я вам, совсем не смешные… Неправдоподобные там девушки для такой глуши. Алексей восхищенно качал головой и смотрел на них, открыв рот. Я буквально захлопнула ему челюсть, и вытащила обратно на трассу.
Мы обедали на Чулыме — суровой сибирской реке с обрывистыми берегами и водой цвета жидкой грязи, а потом потихоньку двинулись дальше, — мой мотоцикл грелся.
Грелся он из-за жары, — мы ехали по солнцепеку, а кругом расстилалась поля, на которых было полно белых пушистых одуванчиков, а вдали виднелись невысокие зеленые сопки. Потом простор как бы сузился, и начались настоящие качели, — мы летели то вверх, то вниз, то вверх, то снова вниз, а кругом стояли среднерусские березы и даже гомон деревенской детворы был слышен нам, — они смеялись и что-то кричали нам вслед.
