стоячая вода, из которой торчали стволы гнилых берез. Тогда мы еле—еле нашли себе место для стоянки, на которой нас до костей обглодали комары и мошка. Тогда, вечером, я обнаружила, что меня кто—то укусил — лодыжка распухла. Я приняла таблетку против аллергии, совсем позабыв о том, что за рулем пить такие таблетки нельзя. Оставшуюся дорогу я не помню, потому что до обеда ехала «на автопилоте», благо машин не было ни в попутном, ни во встречном направлении. А когда я пришла в себя, то оказалось, что мы уже где—то под Кемерово. Все, что запомнилось, — это родные, бесконечно дорогие сердцу названия на указателях: Залесово, Черемушкино, Анисимово, Сосновка, Белово… Или вот еще — Новоперуново…
После слишком гордых алтайцев и странных селений, вроде Чаган—Узуна, Кокоря или Каракудюра эти названия казались мне песней.
Увидеть дорогу в этот вечер мне опять не удалось: гроза ушла в сторону, но ливень—то никуда не делся, он обрушился на нас новой ледяной стеной воды, и через пять минут я уже ничего не видела — поток воды лился по запотевшему стеклу шлема, потом запотели и очки, и мне пришлось каждые десять— пятнадцать минут останавливаться, чтобы протереть очки и стекло. Наверное, я была похожа на муху, все время трущую лапками голову, потому что вскоре мне пришлось протирать очки и стекло уже на ходу — так быстро оно запотевало. Если бы не было столько воды или хотя бы не было так холодно!
— Неужели у тебя стекло не запотевает? — спросила я Андрея, когда мы уже в кромешной темноте остановились передохнуть.
— Да нет, нормально, и вода, знаешь, вроде бы стекает со стекла, не держится.
— А я совсем ничего не вижу: поднимаешь стекло — заливает очки! А еще все запотело. Что бы такого сделать?
Андрей пожал плечами. Сделать было ничего нельзя. Что сделаешь с запотевшими очками, когда сам промок до нитки и стоишь в темноте неизвестно где, и дождь хлещет, не переставая, и кажется, что замерзло уже совсем все, но, тем не менее, ты знаешь — если погода постарается, может стать еще хуже. Хорошо хоть наши покладистые лошадки ведут себя, как следует, и не ломаются. Сломаный мотоцикл в такой ситуации — это полный швах! Полный. Я даже побоялась представить, что бы мы тогда делали. Тогда уж точно — пришлось бы ставить палатку. Я кое—как вытерла стекло шлема влажной тряпкой, вытащенной из кармана сумки, и почти сразу же тряпка стала мокрой. Сунула её Андрею, сняла очки, с остервенением стала выдирать из шлема подушечки, которые должны были защищать уши от ветра.
— Что ты делаешь?
— Да не могу я больше так! Не могу!
От холода у меня ломило за ушами.
— Вот так! — я на ощупь прилепила подушечки чуть выше и ближе к краю шлема. — Теперь не замерзну.
В темноте я вдруг различила улыбку Андрея.
— Ну, как путешествие? — он вдруг засмеялся. — Хотела адреналина? Получила? А еще не хочешь? А будет ведь, куда деваться?
— Угу, — буркнула я в ответ, силясь задрать мотобот через сиденье.
Андрей заботливо поддержал, чтоб я не свалилась.
Адреналина, впрочем, не было. Было тупое пиление под нескончаемым потоком воды, невесть откуда взявшиеся ухабы на новеньком шоссе и полная темнота вокруг. И сколько длилась эта поездка, я не знаю…
Когда мы подъехали к освещенному посту ГИБДД, над дорогой стояла глубокая ночь. Девушки на пункте приема оплаты с удивлением смотрели на двух полуночных бродяг. Андрей переговорил с ними, и нас пропустили бесплатно.
— Сколько до кемпинга? — спросил он, проезжая мимо.
— Сорок километров, — ответил женский голос.
Мой мотоцикл устало вильнул. Еще целых сорок километров!..
…Спустя час мы снова таскали вещи по лестнице на второй этаж. В гостинице «Автодор» свободными были только номера «люкс». Цена номера, впрочем, приятно удивила — всего восемьсот пятьдесят рублей. И неприятно удивил охранник, который долго упирался, прежде чем позволил Андрею поставить наши мотоциклы на охраняемую стоянку. Складывалось впечатление, что со всех сторон гостиница окружена деревнями, в которых живут кровожадные угонщики мотоциклов. И день и ночь глядят они в сторону стоянки и, словно хитрые половцы, планируют набег…
В конце концов, пришла администратор и приказала охраннику принять наших коников под охрану.
Номер оказался отличным — в первой комнате был телевизор, диван и шкаф, во второй — огромная кровать, а еще был санузел, и мы, снова разбросав по коврам и дивану мокрую одежду и кое—как растянув по комнате отсыревшую еще в самую первую ночь палатку, по очереди полезли в душ — отогреваться. А потом упали на кровать, натянули до ушей огромное одеяло и уснули…
Я проснулась от того, что работал телевизор. В комнате было прохладно, я натянула на нос одеяло, и решила поспать еще немного, но слова диктора проникли в мое сознание помимо моей воли:
«По последним данным, в авиакатастрофе аэробуса А–310 авиакомпании «Сибирь», которая произошла сегодня утром в Иркутске, погибли около ста пятидесяти человек. В больницы города доставлено пятьдесят шесть человек, выживших в катастрофе, из них двадцать девять находятся в тяжелом состоянии… Одиннадцать человек смогли самостоятельно покинуть горящий самолет…»
Меня словно бы подбросило, и я оказалась в другой комнате рядом с Андреем возле телевизора. «… Авиакатастрофа произошла сегодня, девятого июля в семь часов сорок четыре минуты по местному времени… Самолет авиакомпании «Сибирь» выполнял рейс Москва—Иркутск. При заходе на посадку лайнер выехал за пределы взлетно—посадочной полосы, снес бетонный забор и въехал в гаражные постройки. От удара кабина деформировалась, произошел взрыв, внутри салона начался пожар…»
Андрей неуверенно глянул в мою сторону.
— Когда, говоришь, твой брат хотел прилететь к нам?
Я пыталась вспомнить, напяливая на себя еще влажные джинсы.
— Девятого! Или десятого? Не помню!
Когда же он должен прилететь? Девятого или десятого? Я помнила только то, что у него в Иркутске возникли какие—то проблемы с поставщиками, а вот когда он должен был прилететь? Кажется, он говорил про десятое. Но мало ли что, вдруг полетел девятого — понедельник, как раз начало рабочей недели!
— Я позвонить! — крикнула я Андрею, выбегая в коридор.
Охранник покладисто выставил мне в окошко черный телефонный аппарат. Я поднесла трубку к уху.
— Не работает!
— Правда? Наверное, повреждение на линии…
— А еще где—нибудь позвонить можно?
— Не знаю… А, через сорок километров еще одна гостиница будет, там, может, телефоны работают.
— А если и там повреждение?
Охранник пожал плечами.
— Тогда не знаю.
Я почувствовала себя беспомощно. Сейчас оставалось только сожалеть о том, что мы не подключили роуминг на мобильном. А что, если с братом что—то случилось, и мама там совсем одна? Я остановилась между этажами, посмотрела в окно. Отсюда виднелась площадка, на которой стояли наши мотоциклы — это был огороженный сеткой загончик на мокром асфальтовом пятаке. Никто их никуда не утащил. Мне вдруг стало ясно, что путешествие наше закончилось.
— Нечего вам на Алтае делать! — подтвердил мои мысли какой—то водитель.
Он сидел за соседним столиком в столовой, куда мы спустились позавтракать. Здесь кормили не только приезжих, оказывается, здесь кормили пассажиров автобусов, следовавших из Кемерово в Барнаул. Людской поток вдруг заполнял маленький зал столовой, все, толкаясь локтями, торопясь, набирали на подносы еды, дружно работали челюстями, а потом, буквально через полчаса вдруг оказывалось, что в столовой почти никого нет.
