Водитель — славный такой парень, с открытым, располагающим к себе лицом, обернулся к нам.
— Я еду оттуда. Там тоже дожди, реки вздулись. У вас палатка? В палатке хорошего мало. Впрочем, смотрите сами.
Мы вышли на крыльцо, оглянулись кругом. Было холодно, сыро. Только серое небо, серый асфальт и неяркая зелень кустарника. Тучи были готовы вылить на нас очередное море воды.
— Может, до Черной Забоки? — еще с надеждой в голосе спросил Андрей. Черной Забокой мы называли местечко под Бийском, мы так и не выяснили, на берегу какой реки стояла тогда наша палатка.
— Ага… А если затопит?
Забока находилась в пойме.
Я представила себе мокрую палатку, мокрую одежду, берег неведомой реки, крохотный примус, который силится и никак не может разогнать холод в палатке, постукивающие зубы, ледяную воду во фляжке. Меня передернуло. Денег на кэмпинги у нас почти не было. По—видимому, Андрей представил себе все то же самое, потому что он вздохнул и вдруг посмотрел совсем другими глазами:
— А может, ну его на фиг, этот Алтай? Поедем назад?
Сдаваться всегда трудно. Быть может, это даже труднее, чем, стиснув зубы лететь и лететь вперед, несмотря ни на что. Человеком в трудных обстоятельствах движет инстинкт цели. Именно этот инстинкт позволяет преодолевать такие препятствия, с которыми в другой ситуации и не подумал бы связываться. И, видимо, не было у нас достаточно важной цели, чтобы мы плюнули на все и рванули дальше. Я вздохнула. Алтай, конечно же, прекрасная горная страна. И, как любая горная страна, она может быть приветливой, а может оказаться очень и очень негостеприимной. И результатом этого может стать воспаление легких, например. Или банальная ангина. Циклон—то обещали на месяц. А нам хватит и недели на таком холоде. Даже если мы заедем в Барнаул или Бийск и купим себе какую—нибудь защиту от дождя и теплые свитеры, положения это не исправит. Ночью на внутренней стороне палатки скапливается конденсат. Ну да, мы же хотели непромокаемую палатку, мы её получили. Она на самом деле не промокает. Ни в ту сторону, ни в другую, не помогают и вентиляционные клапаны. Палатку надо просушивать, потому что иначе быстро промокает внутренняя часть. А это противно. Согреться в сырой палатке невозможно. Разве что водки напиться. Но мы трезвенники… Да еще теперь эта авиакатастрофа…
— Не знаете, где позвонить можно? — спросил Андрей какого—то водителя.
— Нет.
— А до Барнаула сколько?
— Километров восемьдесят.
Мы постояли на крыльце еще, посмотрели вокруг и пошли в номер — собирать вещи.
— Куда едем—то? — спросил Андрей, пристегивая жгутами коврики поверх сумок.
— Куда—куда… Домой.
— Точно?
— Точнее не бывает.
Он задумчиво посмотрел на мотоцикл, а потом вдруг согласно тряхнул головой.
— А может, так и надо!
Мы оба знали — если не катит, если что—то не пускает и возникает уверенность, что Кто—то Там, Наверху категорически против поездки, может, и не надо так рвать жилы и стараться во что бы то ни стало обмануть самих себя. Потому что можно нарваться на неприятности, и самым малым тогда будет, например, потеря мотоцикла. А самым большим… Об этом я даже думать не хотела. Наверное, этим летом нам не бывать на Алтае. Ну, так что ж? Ничего страшного не произойдет ведь. Верно?
Мы заправились и выехали на шоссе. Мы ехали обратно.
Глава пятая
…И избавь нас от лукавого
Несмотря на накопившуюся усталость и даже несмотря на то, что мы снова промокли через двадцать минут, после того, как выехали из кемпинга, я все—таки залюбовалась дорогой, во всяком случае, той её частью, которую видела. Тянувшийся по сопкам лес то и дело проваливался куда—то вниз, и мы оказывались на тоненьком ажурном виадуке, и до верхушек деревьев, которые стояли с поникшими макушками где—то далеко внизу, было не менее сотни метров. Потом виадук заканчивался, сопки сходились, и шоссе проныривало между ними. По сторонам были желтые песчаные откосы, дорога поворачивала то в одну сторону, то в другую, а потом мы снова оказывались где—то наверху, а внизу, в тумане тонули реки и крутые берега, тополя и песчаные плесы… И хотя дорога ни разу за все долгие километры не поднялась ни на метр, было ощущение, что мы едем под самыми облаками…
Как только мы выехали в Эйкумену, и по сторонам стали появляться кафе и магазинчики, мы стали искать телефон. Через час я была готова разорвать от злости каждого, кто мне отказывал. Они смотрели на нас, грязных, промокших, с явным презрением, и сколько я ни старалась объяснить, почему мне так важно сделать этот звонок, меня никто не слушал.
— Да я заплачУ, сколько скажете! Вот! — убеждала я очередную продавщицу и трясла перед ее лицом деньгами. А она, чистенькая, причесанная, пахнущая конфетами и пряниками, надменно смотрела на меня, словно я была грязным, пьяным бомжом.
— Тьфу, чтоб тебя! — я в сердцах пинала дверь и вылетала на улицу, под моросящий дождь.
Под Кемерово мы снова попали под ливень. Прямое ровное шоссе было идеально гладким, но сверху вдруг полился такой мощный поток воды, что я была вынуждена включить аварийную сигнализацию и потихоньку съехать на обочину. Там меня уже ждал Андрей. Я отжала перчатки, снова надела их, а он задрал наверх «челюсть» шлема и обернулся ко мне. Он смеялся.
— Вот влипли, а? Это на…. — мимо нас пронесся автомобиль, и фонтан воды из—под колес залил Андрею лицо и рот. Мои перчатки снова были полны воды. Он захлебнулся, замолк, вытер катившуюся по лицу воду и вдруг громко захохотал.
Глядя на него, засмеялась и я. Мы стояли невесть где, в тысяче километров от родного города, промокшие до нитки, замерзшие и голодные, деньги у нас заканчивались, и путешествие, к которому мы готовились всю зиму, с треском провалилось. Разве не повод посмеяться? Каждый новый фонтан ледяной воды добавлял веселья.
— Ой, не могу! — Андрей хлопал себя по коленкам синими перчатками, приседал от смеха, вытирал воду с лица и начинал хохотать с новой силой, как только на него обрушивалась новая порция воды. — Вот это приключение! Это надо же! Ну, где и когда мы еще раз побываем в таком? Ой, не могу!
С перчаток лило, наконец, стала промокать и куртка дождевика, и каждая новая волна добавляла дрожи, и даже мотоботы уже не выдерживали, и, кажется, стали промокать по замку, но я стояла и хохотала, глядя, как белозубо смеется Андрея. Потом мы посерьезнели, осмотрелись.
— Ой, смотри, мы не одни!
Напротив нас, с другой стороны от трассы в траве стоял красный седан, и два мужика неприветливо глазели на нас. Автомобиль явно только что вылетел с дороги. Может, они думали, что мы смеялись над ними?
— Бедолаги!..
На самом деле бедолагами были мы, потому что для мужиков дом был совсем рядом, в Кемерово, километрах в сорока, нам еще предстояло ехать и ехать. Что сталось с гравийкой между Тулуном и Тайшетом, я не хотела даже думать… Мы безрезультатно подождали, когда дождь станет хоть немного слабее. Не дождались и потихоньку, сперва по обочине, а потом и по асфальту, тронулись дальше.
Наверное, толчея и суматоха на дорогах Кемерово свели меня с ума, потому что на выезде я брякнулась. Брякнулась бездарно и по глупому. В этом месте дорожные рабочие вели ремонт — клали еще один слой асфальта, половина дороги была отгорожена цветными фишками, разноцветные автомобили топились за спиной, нахально сигналили, прижимали, и я, в конце концов, поддавшись общему состоянию толпы — куда—то срочно ехать, торопиться, бежать, расталкивая всех локтями, свернула на огороженную
