говорил о том, что Тексар полон решимости не указывать, где он постоянно живет.
И действительно, несмотря на настойчивые вопросы председателя суда, Тексар упорно стоял на своем, утверждая, что определенного места жительства у него нет. Он выдавал себя за кочевника, охотника, скитающегося по лесным дебрям Флориды, ночующего в шалашах под кипарисами и добывающего себе пропитание ружьем и дудочкой для приманиванья птиц. Так больше ничего от него и не добились.
— Ладно, — сказал полковник Гарднер. — В конце концов это и не существенно.
— Вот именно не существенно, — нагло ответил Тексар. — Если угодно, полковник, то допустим, что я проживаю сейчас в форте Марион, где меня держат абсолютно противозаконно. В самом деле, в чем меня обвиняют? — спросил он, как бы желая сразу же взять в свои руки инициативу допроса.
— Тексар, — обратился к испанцу полковник Гарднер, — вас судят не за участие в беспорядках, происшедших в Джэксонвилле. Коммодор Дюпон в своем обращении к населению объявил, что правительство не будет карать за свержение законных властей в графстве и замену их другими, каковы бы эти другие ни были. Флорида теперь вернулась под флаг федерального правительства, и оно приступит вскоре к ее реконструкции.
— Но если меня не обвиняют в свержении джэксонвиллских властей, причем они были свергнуты при поддержке большинства населения, — заявил Тексар, — то почему же в таком случае меня предали военному суду?
— Будто вы не знаете?.. — ответил полковник Гарднер. — В бытность свою главою городского магистрата вы совершили преступления уголовного характера. Вы обвиняетесь в подстрекательстве части населения к различного рода насилиям.
— Каким же?
— Во-первых, была разграблена плантация, принадлежащая Бербанку, на которую совершила нападение шайка злоумышленников…
— И отряд милиции во главе с офицером, — тут же добавил Тексар.
— Допустим, — продолжал Гарднер. — Но во всяком случае здесь имели место грабеж, поджог и вооруженное нападение на жилище одного из землевладельцев, который был вправе его защищать, что он и сделал.
— Был вправе? — возразил Тексар. — Право никак не могло быть на стороне того, кто отказывался исполнять предписания законно избранного джэксонвиллского комитета. Джемс Бербанк, — ведь речь идет именно о нем, — отпустил на волю своих рабов, бросив тем самым вызов общественному мнению Флориды, которое, как и в большинстве Южных штатов, стоит за сохранение рабовладения. Подобный самовольный поступок мог иметь весьма серьезные последствия и вызвать мятеж среди негров соседних плантаций. Поэтому комитет Джэксонвилла счел нужным вмешаться. Не отменяя самого акта об освобождении, комитет отдал приказ немедленно изгнать освобожденных невольников из пределов графства. Джемс Бербанк не подчинился этому приказу. Комитет оказался вынужденным применить силу, и тогда милиция, к которой присоединилась часть населения, привела приказ в исполнение.
— Военный суд не может стать на вашу точку зрения, — ответил полковник Гарднер. — Джемс Бербанк — северянин по происхождению — имел полное право освободить своих невольников. Поэтому нападение на его плантацию ни в коем случае не может быть признано законным актом.
— Я думаю, что нам бесполезно об этом спорить, — сказал Тексар. — Комитет Джэксонвилла считал своим долгом сделать то, что он сделал. Я действительно стоял во главе комитета, но неужели за все принятые им решения несу ответственность я один?
— Именно вы, Тексар, потому что вы не только возглавляли комитет, но и предводительствовали шайкой, грабившей Кэмдлес-Бей.
— Это еще надо доказать, — холодно возразил Тексар. — Кто же видел меня во главе горожан и солдат, приводивших в исполнение приказ комитета?
Тут полковник Гарднер вызвал Джемса Бербанка и предложил ему дать свои показания.
Джемс Бербанк рассказал о том, что произошло после захвата власти Тексаром и его сторонниками, особенно напирая на поведение испанца, подстрекавшего подонки городского населения к грабежу Кэмдлес-Бея.
Но в ответ на вопрос полковника Гарднера, находился ли Тексар среди нападающих, Джемс Бербанк вынужден был признать, что своими глазами он его не видел. И действительно, как помнит читатель, когда посланец Гарвея Джон Брюс добрался до Касл-Хауса, он не мог сказать Бербанку, был ли сам Тексар во главе шайки злоумышленников.
— Во всяком случае, не подлежит сомнению, что он виновник нападения, — прибавил Бербанк, — он подстрекал к разгрому Кэмдлес-Бея, и если мой дом и его последние защитники не погибли в пламени пожара, то это случилось вопреки воле Тексара. Да, тут видна его рука, равно как и в другом деле, еще более преступном.
Джемс Бербанк остановился. Прежде чем говорить о похищении, надо было покончить с вопросом о виновности Тексара в нападении на плантацию.
— Итак, — обратился полковник Гарднер к испанцу, — вы полагаете, что несете в этом деле лишь некоторую долю общей ответственности комитета за отданные им приказания?
— Разумеется.
— И вы продолжаете утверждать, что не были во главе шайки, напавшей на Кэмдлес-Бей?
— Продолжаю утверждать. Ведь никто из свидетелей не может сказать, что видел меня. Нет, меня не было среди тех храбрых граждан, которые хотели выполнить распоряжение комитета. Более того, меня в этот день вообще не было в Джэксонвилле!
— Что ж, это вполне возможно, — заметил Джемс Бербанк, находя момент благоприятным для перехода ко второму пункту обвинения.
— Безусловно так, — ответил Тексар.
— Да, но если вас не было среди грабивших Кэмдлес-Бей, то потому только, что вы в это время находились в бухте Марино и ожидали удобного случая, чтобы совершить другое преступление, — продолжал Джемс Бербанк.
— Меня не было ни в бухте Марино, ни в числе нападавших на плантацию. Не было меня в этот день и в Джэксонвилле, — невозмутимо ответил Тексар.
Читатель, конечно, помнит: в свое время Джон Брюс сказал Бербанку, что со 2 по 4 марта, то есть двое суток, Тексар в Джэксонвилле не появлялся.
— Если вас не было в этот день в Джэксонвилле, — вынужден был спросить председатель суда, — то где же вы были в таком случае?
— На это я отвечу в свое время, — сказал Тексар, — а теперь мне важно установить, что в нападении на плантацию я не участвовал. Так в чем же еще меня обвиняют, полковник?
Задавая этот вопрос, Тексар скрестил на груди руки и как-то особенно вызывающе посмотрел на своих обвинителей.
Полковник Гарднер не замедлил сформулировать второй пункт обвинения, и на этот раз уклониться от ответа было весьма трудно.
— Если вас не было в Джэксонвилле, — сказал он, — то у обвинения есть основание утверждать, что вы находились в бухте Марино.
— В бухте Марино? А что бы я стал там делать?
— Вами или по вашему приказанию там были похищены девочка Диана Бербанк, дочь Джемса Бербанка, и Зерма, жена присутствующего здесь мулата Марса, которая находилась при ребенке.
— А! Так вот оно что! Это похищение приписывают мне?.. — иронически заметил Тексар.
— Да, вам! — вне себя от негодования разом вскричали Джемс Бербанк, Джилберт и Марс.
— А почему же это именно мне, а не кому другому?
— Потому что никому другому это похищение не было нужно, — ответил полковник Гарднер.
— Ну а мне-то оно зачем?
— Чтобы отомстить семье Бербанков. Джемсу Бербанку неоднократно уже приходилось приносить на вас жалобу. И если, установив свое алиби, вам удавалось ловко оправдываться, вы тем не менее не раз говорили о желании отомстить вашему обвинителю.
— Допустим, что это так, что между мной и Джемсом Бербанком непримиримая вражда, — я этого не
