— Артур Пим поступил разумно, — перебил я его, — и я вовсе не хочу знать подлинное имя Паркера. Оставьте эту тайну при себе!
— Нет, я скажу! Это слишком давит… Может быть, мне полегчает, когда я назову вам его имя, мистер Джорлинг…
— Нет, Дирк Петерс, нет!
— Его звали Холт, Нед Холт…
— Холт! — вскричал я. — То же имя носит наш старшина-парусник…
— Его родной брат!
— Мартин Холт — брат Неда?
— Да… Понимаете… Брат…
— И он считает, что Нед Холт погиб вместе с «Дельфином», как и все остальные?..
— Но это не так!.. Если он узнает, что я….
В этот момент шхуну тряхнуло, да так, что я слетел с койки. Шхуна дала опасный крен на правый борт, грозя опрокинуться. До моего слуха донесся взбешенный голос:
— Что за пес стоит у штурвала?
Голос принадлежал Джэму Уэсту, «псом» же оказался Хирн. Я пулей вылетел из каюты.
— Ты что, бросил штурвал? — кричал Джэм Уэст, схватив Хирна за шиворот.
— Ничего не знаю, господин лейтенант…
— Все ты знаешь, говорю я тебе! Это неслыханно — бросить штурвал! Еще немного — и шхуна перевернулась бы!
Не приходилось сомневаться, что Хирн действительно — преднамеренно или случайно — выпустил штурвал.
— Гратиан, — позвал Джэм Уэст одного из матросов, — становись за штурвал! А ты, Хирн, отправишься в трюм!..
В это время раздался крик «Земля!», и все как по команде устремили взоры на юг.
Глава VI
ЗЕМЛЯ?..
Этим словом названа глава XVII в книге Эдгара По. Я решил вынести его в заглавие шестой главы второй части моего повествования, сопроводив знаком вопроса.
Означало ли это слово, прозвучавшее с верхушки фок-мачты, что перед нами лежал остров? Или континент? Так или иначе, не ожидает ли нас разочарование? Найдем ли мы там тех, ради спасения которых поднялись в эти широты? И ступала ли на эту землю нога Артура Пима?..
Семнадцатого января 1828 года — в день, полный происшествий, как следует из дневника Артура Пима, — над «Джейн» раздался крик: «Земля по правому борту!» Точно такие же слова мог прокричать и наблюдатель с мачты «Халбрейн»: справа от шхуны на горизонте вырисовывались какие-то неясные контуры.
Правда, земля, о появлении которой услыхал экипаж «Джейн», была островом Беннета, засушливым и пустынным, в одном градусе к югу от которого лежал остров Тсалал, в то время цветущий и очень даже обитаемый. Какие же сюрпризы таились на этой неведомой земле, отнесенной еще на пять градусов к югу, в пустыню антарктического океана? Не достигли ли мы желанной цели, к которой с таким упорством стремились? Возможно, совсем скоро братья Уильям и Лен Гай смогут открыть друг другу объятия… Это означало бы завершение экспедиции «Халбрейн», предпринятой для того, чтобы вернуть на родину людей с «Джейн»…
Однако для меня и для метиса цель состояла не только в этом. Впрочем, при виде земли нужно причалить к ней, а там будет видно…
Заслышав крик «Земля!», я мигом забыл об исповеди метиса; возможно, и сам он забыл о ней, ибо тут же ринулся на нос шхуны и впился глазами в горизонт. Что касается Джэма Уэста, которого ничто не могло отвлечь от службы, то он настоял на исполнении отданной команды. Гратиан встал к штурвалу, а Хирна заперли в трюме. Наказание было заслуженным — из-за невнимательности и нерасторопности Хирна чуть было не погибла наша шхуна. Пятеро-шестеро матросов, завербовавшиеся на Фолклендах, не удержались от недовольного шипения. Одного жеста старшего помощника хватило, чтобы они умолкли и поспешили по местам.
Нечего и говорить, что, заслышав крик с мачты, Лен Гай выбежал из каюты и теперь не спускал взгляд с полоски земли, до которой оставалось еще десять — двенадцать миль.
Я и думать забыл о тайне, которую только что открыл мне Дирк Петерс. Пока она остается лишь нашей с ним тайной — а ни я, ни тем более он никогда не выдали бы ее, — нам нечего опасаться. Но что получилось бы, если бы по случайности Мартин Холт прознал о том, что несчастный не утонул вместе с «Дельфином», а по воле судьбы был обречен на гибель, ставшую спасением от голодной смерти для его товарищей, и что Дирк Петерс, которому он, Мартин Холт, был обязан жизнью, сразил его собственной рукой?.. Так вот почему метис упрямо отказывался принимать благодарность Мартина Холта — брата человека, чьей плотью ему пришлось насыщаться…
Боцман отбил три часа. Шхуна шла вперед как бы ощупью, ибо плавание в незнакомых водах требует осторожности. Впереди могли оказаться мели и рифы, скрытые водой. А всякая авария, даже пустяковая, сделала бы невозможным возвращение назад до наступления зимы. Рисковать было нельзя.
Джэм Уэст распорядился убавить паруса. Боцман велел матросам убрать брамсель, марсель и топсель, оставив бизань, косой фок и стаксели, которых было достаточно, чтобы преодолеть расстояние, отделявшее нас от суши, за несколько часов.
Капитан велел бросить лот. Глубина под днищем составила сто двадцать морских саженей, и дно было гладкое.
Погода оставалась ясной, лишь на юго-востоке и на юго-западе небо начали затягивать облака. Из-за них было трудно разглядеть очертания берега, напоминавшего скорее пар, плывущий по небу, появляющийся в разрыве облаков и снова исчезающий за тучами. В конце концов мы сошлись во мнении, что суша поднимается над морем на высот у двадцать пять — тридцать саженей — по крайней мере в наивысшей части.
Трудно поверить, что мы поддались галлюцинации, однако волнение заставляло сомневаться в очевидном. Разве не естественно для сердца сжиматься от сотен страхов, когда оказывается близка желанная цель?.. Эти берега сулили нам столько надежд или разочарований, что нам легче было бы, если бы перед нами оказался всего лишь призрак земли, всего лишь тень, которая вот-вот ускользнет из-под носа. От волнения у меня кружилась голова, мне представлялось, что «Халбрейн» уменьшается в размерах, превращаясь в крохотную шлюпку, затерявшуюся в океанских просторах…
Имея на руках морские карты, даже простейшие компасные, с очертаниями берегов, заливов и бухт, мореход может смело идти вперед. В любом ином районе мира капитан не явил бы никакой доблести, поспешив причаливать к берегу. Однако здесь от него требовалась осторожность и еще раз осторожность, пусть даже перед нами не было никаких препятствий. Несмотря на наступление ночи, видимость не ухудшилась: ведь солнце еще не заходило за западный горизонт и продолжало освещать косыми лучами бескрайние антарктические просторы.
Показания в судовом журнале свидетельствовали, что температура воздуха продолжает падать. Градусник показывал в тени не более 32°F (0°С). Температура воды равнялась всего 26°F (-7,33°С)[108]. Оставалось гадать, с чем связано это похолодание в самый разгар антарктического лета…
Так или иначе экипажу пришлось вспомнить про шерстяную одежду, заброшенную со времени прохождения припая месяц назад. Правда, шхуна шла по ветру и волны холода пока что были малочувствительны. Однако все понимали, что следовало поспешить. Застрять в этих краях и рисковать зимовкой значило бы испытывать терпение Всевышнего.
