знаем, но с уверенностью можно сказать одно: это была необычная женщина.
Вдруг Абракса страшно закричала. Мордом, успевший уже заснуть, проснулся в испуге.
— Пьер и Мордом, слушайте меня, дети, ибо отныне вы дети владычицы, королевы ангелов ада. Слушайте и внемлите. Ни слова! Никто не имеет права прервать меня.
И старуха запела. Это было нечто вроде заклинания.
Пьер и Мордом слушали разинув рты.
Сказав «абракадабра», старуха замолчала, а затем, сделав левой рукой в воздухе знак в виде креста, произнесла следующие слова: «Во имя Сатаны, Вельзевула[89] и Люцифера, слушайте меня — да будет так!».
Секунду спустя Абракса заговорила тем же тоном, каким разговаривала всегда:
— Пьер, ты узнаешь будущее. Тебе хочется, чтобы все случилось по-твоему. Осталось полчаса. Пробило одиннадцать, куранты сыграли гимн, ты сам мне об этом сказал. Так ведь?
Пьер кивнул в ответ.
— Прекрасно, — продолжала старуха, — запомни хорошенько все, что я тебе скажу. Это важно. Только что я сделала некоторые подсчеты. Вот они. В словах гимна двадцать разных букв. Можешь быть совершенно уверен: я не просчиталась.
— Продолжай.
— На этой дощечке буквы расположены в четыре линии по пять в каждой. На каждой клеточке по тринадцать зернышек. Тринадцать, сынок, — это магическое число.
— Что же дальше? — спросил Пьер. Долгие объяснения начинали выводить его из себя.
— Так вот, сын мой, я помогу тебе, воспользовавшись древнейшей наукой — алектромансией. О! Это старая оккультная наука! Она никогда не ошибается. Я долго выбирала из многих вариантов: аэромансии, онеироватии, сапномансии, хиромантии, некромансии…[90]
Произнося таинственные названия, старуха чувствовала себя королевой, властвующей над во всем ей покорными людьми. Она довольно улыбалась.
— Итак, я остановила свой выбор на алектромансии.
Сказав это, Абракса схватила лампу и неожиданно скрылась за дверью, оставив Пьера и Мордома в полнейшем недоумении. Вскоре, правда, она вернулась, держа в одной руке унесенную лампу, а в другой — абсолютно белого петуха.
— Пьер, — вскричала она, — вот твоя судьба. Петух укажет тебе ее.
— Каким образом?
— Послушай, видишь эти зерна. Посмотрим, какие из них склюет петух. Тишина! Пьер, я не выбираю буквы, ты сам назначил их. Теперь следи.
Пьер склонился над столом, чтобы лучше видеть, что же произойдет.
Колдунья отпустила петуха, и он пошел вперед, подергивая головой; подошел к дощечке с зернами, секунду колебался, а затем стал клевать в свое удовольствие.
Первый удар курантов, возвещавших полночь, пришелся на двадцать восьмое зерно.
Абракса вскрикнула. Петух, перепугавшись, взмахнул крыльями и затушил лампу.
— Все кончено, сын мой, — проговорила колдунья тихим и вкрадчивым голосом. — Свершилось.
В комнате стояла кромешная тьма. Потом Абракса зажгла лампу. Ведьма была чрезвычайно возбуждена: грудь ее вздымалась, глаза налились кровью, по всему телу выступили сатанинские стигматы.[91] Она быстро подошла к свету и начала писать. Пьер с нетерпением ждал.
Абракса, объяснив ему, на какие буквы было указано, в каком порядке они располагаются, задумалась на мгновение и снова принялась писать, бормоча что-то себе под нос. Руки ее дрожали.
— Скорее же, скорее! — торопил ее Пьер.
— Не мешай!.. Вот, вот, видишь?
«Ты будешь целомудрен, и ты овладеешь Анной», — прочел Пьер.
Пьер вне себя бросился к Абраксе, обнял ее и повис на шее, словно маленький мальчик, получивший давно желанную игрушку; много лет живя во тьме, в отчаянии, бедолага готов был довольствоваться едва теплящейся надеждой.
Неаккуратным движением он уронил на пол пергамент. Старуха этого не заметила. И только когда в комнате стало чуть-чуть светлее, увидели, что это горящий пергамент освещает ее. Абракса с силой оттолкнула Пьера и кинулась к огню, но успела заметить лишь несколько букв. Ее передернуло.
Пьер ничего не понял, поднял упавшую чернильницу и, взяв обрывок бумаги, написал на нем предсказание.
— Теперь ты вспомнил латынь?
— Да.
— Что все это значит? — воскликнул заинтересованный происходящим Мордом.
— Объясни ему, сынок.
— «Ты будешь целомудрен, и ты овладеешь Анной».
Абракса кивнула.
— Да, я буду целомудрен, — торопливо говорил Пьер, — я добьюсь своего. Она чиста как ангел, и я буду чист, чист для нее. О, благодарю тебя, благодарю! Я счастлив. Неужели все так и сбудется?
— Тебе нужны еще доказательства?
— Какие?
— Есть и еще одна буква.
— О чем ты?
— Это буква «Б».
— И что же?
— Благоволение исходит от Б…
— От Бога?..
— Да ты с ума сошел! «Б» — это Бес, Дьявол!
— Нет-нет… Впрочем… Предсказание сбудется. Для меня настанет рай на земле…
— Да что с тобой? — Старуха была напугана.
— О, не волнуйся. Ад, конечно, ад! Со всеми его радостями, наслаждениями!..
Пьер мог бы говорить без конца, но Абракса, которой не доставляло удовольствия зрелище чужой радости, прервала его восторги:
— Поговорим о другом!
Глава XVII
Несколько минут спустя ничто уже не напоминало о том, что происходило в комнате еще недавно. Абракса спрятала все свои колдовские принадлежности, поставила мебель по местам, надела черный капюшон и вновь стала походить на старого ворона.
— Уже поздно, — произнес Мордом. — За полночь!
— Ты утомился, дорогой. А знаешь ли ты, что теперь твоя очередь?
— Я предпочитаю действовать, а не болтать.