сторон голыми каменными скатами. В горах есть такие отверженные места, где ничто не радует глаз, где скалы чужды и враждебны всему живому. Нигде не росло ни травинки. Река монотонно шумела в каменном русле.
– Споём, что ли? – устало пошутил Николай.
К вечеру ровная речная долина внезапно оборвалась. Ущелье теперь напоминало не то заброшенную каменоломню, не то старое кладбище: всюду возвышались гранитные глыбы. Их будто нарочно кто-то выточил в виде кубов, конусов, замысловатых геометрических фигур. Постепенно ущелье стало сужаться. Вдали виднелся прорубленный водой узкий каменный коридор с отвесными стенами. Чтобы обойти его, решили подниматься по осыпи.
Двигались молча, согнувшись под тяжёлыми рюкзаками. Первым шёл Матвей. Из-под клапана его рюкзака свешивалась аккуратно собранная в кольца верёвка. Чем выше, тем крупнее становились камни, идти по ним было трудно. Матвей то широко шагал с камня на камень, то прыгал, то пробирался на четвереньках. Остальные карабкались за ним. Без рюкзака Виталька, бывало, взбегал по морене с лёгкостью горного козла, а сейчас двигайся осторожно, выбирая, куда ступить, цепляясь за камни.
Впереди него шёл Николай. Этот не прыгал, как остальные, не махал руками, подобно ветряной мельнице. Его рюкзак весил не менее шестидесяти килограммов.
Лишь Рэм носился по осыпи взад-вперёд с лёгкостью белки.
Уже пошло к закату солнце, а осыпи всё не видно было конца, камни громоздились вверху, внизу, справа и слева, подъём становился всё круче и круче.
Когда вышли на гребень, стемнело. Разбили обе палатки, поужинали и легли спать, профессор и Эллочка в маленькой палатке, остальные в большой, предназначенной для лаборатории. Николай сразу уснул. А Лёня и Матвей молча курили махорку.
Виталька закашлялся от дыма и выполз наружу. Была холодная тихая ночь. Виталька пошёл прочь от палаток и сразу затерялся среди скал. Он был один. Над скалами горели только звёзды, необычайно яркие и крупные. Спать не хотелось. Даже усталость ушла. Он с наслаждением всей грудью вдыхал холодный разреженный воздух. От него распирало грудь и легко кружилась голова. Как хорошо быть путешественником! Как хорошо отдыхать после долгого и тяжёлого пути.
В руку Витальки ткнулся холодным носом Рэм. Виталька сел на камень и прижал к себе голову собаки.
– Рэм, хочешь со мной путешествовать? Долго-долго. И чтобы потом на краю света нам с тобой поставили памятник? А ещё лучше, если памятник будет стоять на какой-нибудь из далёких планет. И чтобы потом будущие космонавты летели дальше. Всё дальше и дальше…
Из-за снежных вершин выплыла луна. Безмолвным светом охватила пустынные горы. И Виталька вспомнил последний разговор с дедом. Дед лежал в постели, вытянув по одеялу тёмные жилистые руки, и с трудом говорил:
«Про озеро, Виталик, мне рассказал отец. Он пришёл сюда, в Джунгарию, когда меня ещё и на свете не было. Рассказывал про одного хорунжего, не помню уж его имени, который ходил на озеро. Хорунжий был человек учёный, писаницы искал, книги какие-то собирал. Отец и сказал мне, что на озере живёт змей невиданный, что хорунжий сам видел на озерной отмели его след. Достигал след двух аршин в поперечнике. Ходили слухи, что тот, кто видел самого змея, потерял рассудок. Я, признаться, не поверил, но с тех пор, как выдавалось сухое лето, ходил на озеро. Потом уехал в Туркмению, на Кавказе жил и лишь после войны вернулся сюда. И вот два года назад я сам увидел след змея. Извивался он по всей отмели, ширины был в полный размах рук. Мне так и не удалось увидеть ящера. Может быть, удастся тебе. Кто знает».
Виталька вернулся в палатку, забрался в спальный мешок.
– Что не спишь? – сонным голосом спросил Лёня.
Виталька не ответил. Голос бы его выдал, а слёз в темноте никто не мог видеть.
Рано утром они уже шагали по гребню. Скоро вдали появилась стена. Все остановились и некоторое время смотрели на неё, потом пошли дальше. По мере приближения стена вырастала…
И вот они, задрав головы, уже смотрят вверх.
– Ну, – сказал Матвей, вплотную подойдя к стене. – Дедушка твой, стало быть, сюда поднимался? – Он гнусно улыбнулся и спросил: – А бабушка не поднималась?
– Дедушка не лез на эту стену, – ответил Виталька. – Он говорил, что надо идти в обход. Спуститься, а потом снова подняться на гребень.
– И много на это требуется времени?
– День.
– Потерять день? Ищи дураков. Ну что, поползём на стену?
– Можно попытаться, – ответил Лёня. – Давай верёвку.
Они связались и поползли.
– Не нелепо ли… – с беспокойством сказал профессор.
Николай глядел в бинокль.
– Накинь верёвку на уступ, балда! – крикнул он. – Да не на тот! Вон, справа. Не видно ему, что ли? – Николай нервничал, напряжённо хмурился. – Надо было мне самому идти…
– Охраняю! – донёсся голос Лени. – Можешь идти.
Они карабкались всё выше и выше. Лицо Николая вытянулось, губы сжались. Он уже не отнимал бинокля от глаз.
Наконец Матвей и Лёня вскарабкались наверх, замахали руками. Матвей собрал в кольца верёвку и бросил её вниз.
– Сначала Витальку с собакой, – сказал Николай. Он сам начал обвязывать собаку какими-то замысловатыми петлями. – Ну, с богом…
И вот Виталька с собакой уже болтаются где-то между землёй и небом. Виталька упирался в стену ногами и ледорубом, стараясь, чтобы Рэм не поранил бока о камни. Собака не делала ни малейшего движения, чтобы освободиться от верёвок.
С вершины гребня открылся вид на ущелье. Внизу из белого тумана поднимались острые каменные столбы. Туман едва заметно шевелился. А может быть, так только казалось. Скрытая туманом, глухо ревела река.
Путь по гребню был не трудным, но зато утомительным и долгим. Все шли тяжело, свесив вниз руки. Эллочка уже едва заметно пошатывалась под тяжестью своего рюкзака, но когда Николай попытался у неё забрать рюкзак, она зло сказала:
– Если я уроню носовой платок, тогда, так и быть, позволю тебе его поднять.
Гребень упирался в исполинский горный хребет. Надо было снова спускаться в ущелье по крутому каменному склону.
Виталька снял рюкзак и начал разуваться.
– Как это понять? – подошёл к нему Николай.
– Спускаться будем завтра утром, – сказал Виталька.
– Почему?
– Дедушка говорил, что с этого гребня в ущелье можно спускаться только на рассвете.
– Глупости. Спустимся и внизу поставим палатки.
– Он говорил, там негде их ставить. И вообще… откуда ты знаешь, что там?
– И правда, – сказал профессор. – Сегодня отдохнём, пораньше ляжем спать, а утром на рассвете выйдем.
Николай пожал плечами и снял рюкзак.
Виталька достал маленькую паяльную лампу, набрал в котелок снегу. Снег лежал плотным длинным пластом с северной стороны гребня. Высота здесь не превышала трёх с половиной тысяч метров. Завтра предстоял самый тяжёлый день пути. И не здесь, наверху, а внизу, в тёмной, затянутой туманом глубине ущелья. Если бы не эти проклятые рюкзаки с уймой приборов, палатками и аквалангами! Перед дорогой Николай размышлял над каждой консервной банкой. Виталька едва уговорил его взять лёгкое малокалиберное ружьё. И всё-таки рюкзаки казались наполненными свинцом.
Виталька открыл только одну банку с тушёной бараниной, бросил мясо в кашу. Посолил, попробовал. Получилось неплохо.
