статуя Бартольди[93] — Свобода, освещающая мир.
Но, повторю, чудеса эти не представляли для главного репортера «Трибюн» прелести новизны, а потому, посетив водопад Ниагару, он решил впредь не уклоняться от заданного маршрута. Действительно, через десять дней, не позднее, ему надлежало быть в Санта-Фе, и притом ровно в полдень, а, как известно, два штата, разделенные расстоянием в тысячу пятьсот — тысячу шестьсот миль, не могут называться соседними!
К счастью, сотрудники «Трибюн», основательно ознакомившись с теми районами Среднего и Дальнего Запада, по которым предстояло проехать их товарищу, составили для него маршрут и сообщили ему телеграммой, которая заканчивалась так:
Не забывайте, что подписавшийся под этим поставил на вас сто долларов и при всяком другом маршруте рискует их потерять.
Как же мог Гарри, о котором так заботились друзья, облегчая ему исполнение задачи, — как же мог он не иметь всех шансов явиться первым? «Этому маршруту я и буду следовать, — мысленно сказал себе Гарри Т. Кембэл, — и не позволю себе ни малейшего от него уклонения. Будь спокоен, любезный секретарь редакции! Если случится запоздание, то это произойдет не по моему легкомыслию или небрежности, и твои сто долларов будут так же энергично защищаться, как и пять тысяч его превосходительства главного представителя власти Буффало. Я не забываю, что ношу цвета «Трибюн»[94].
Благодаря строго обдуманной комбинации поездов Гарри Т. Кембэл не спеша, отдыхая по ночам в лучших отелях, проехал за шестьдесят часов шесть штатов — Огайо, Индиану, Иллинойс, Миссури, Канзас, Колорадо — и девятнадцатого вечером остановился в Клифтоне, на границе Аризоны и Нью-Мексико. И если репортер пожал там пятьсот сорок шесть рук, то это значило, что в маленькой деревушке, затерянной в глубине необозримых равнин Запада, обитало ровно двести семьдесят три двуруких существа!
Гарри очень рассчитывал провести в Клифтоне спокойную ночь, но велико было разочарование, когда он узнал, что по случаю ремонта дороги движение поездов прервано на несколько дней. А оставалось еще сто двадцать пять миль пути и не больше тридцати шести часов времени. Мудрый Бруман С. Бикгорн этого не предвидел!
К счастью, выйдя из вокзала, Гарри Кембэл сразу столкнулся с субъектом полуамериканского, полуиспанского типа, который как будто его ждал. Увидев репортера, тот человек три раза щелкнул хлыстом — тройная пальба, применявшаяся, по-видимому, всякий раз, когда обладатель бича с кем-нибудь здоровался. Потом на языке, напоминавшем скорее Сервантеса [95], чем Купера[96], он обратился к репортеру:
— Гарри Кембэл?
— Я.
— Хотите, отвезу вас в Санта-Фе?
— Хочу ли я?!
— Значит, решено?
— Твое имя?
— Изидорио.
— Изидорио! Мне нравится.
— Экипаж здесь и готов к отбытию.
— Так едем же. И не забудь, мой друг, что повозка двигается благодаря упряжке, а на место она прибывает благодаря кучеру.
Понял ли испано-американец, на что намекал афоризм? Возможно.
Лет сорока пяти — пятидесяти, очень смуглый, с живыми глазами и насмешливым выражением лица, один из тех хитрецов, которые не дают себя провести, незнакомец, казалось, был горд тем, что везет важную персону (в этом репортер нимало не сомневался). Гарри Т. Кембэл ехал в экипаже один. Он оказался отнюдь не почтовой каретой, запряженной шестеркой лошадей а простой одноколкой, но зато способной перенести все трудности пути. Повозка стремительно понеслась по тряской дороге Обэй -Трейль, пересеченной многочисленными ручьями.
Ночью седок и возница отдохнули несколько часов, а на заре одноколка помчалась дальше, вдоль горной цепи Блэк-Рэйндж, не встречая в пути никаких препятствий. Репортеру не приходилось опасаться ни апашей, ни команчей, ни других племен краснокожих, в былые времена бродивших по пыльным дорогам Нью-Мексико.
К полудню Гарри Т. Кембэл, проехав форт Юнион и Лас-Вегас, тащился по горным перевалам Мора- Пикс. Это очень гористая, трудная и даже опасная дорога. Путешественники теперь поднимались на высоту в семьсот или восемьсот туазов над уровнем моря, туда, где лежит Санта-Фе. За этим громадным горным хребтом Нью-Мексико простирается водный бассейн, образованный многочисленными притоками, делающими реку Рио-Гранде-дель-Норте одной из великолепнейших водных артерий западной части Америки. Там начинается важный торговый путь, который проходит через Денвер и кончается в Чикаго, путь, способствующий товарному обмену Центральной Америки с провинциями Мексики.
Осталась одна ночь до назначенного срока. Одноколка еле поднималась в гору — нетерпеливый путешественник стал опасаться, что не успеет в Санта-Фе к полудню, и осыпал флегматичного возницу упреками:
— Двигаешься как черепаха!
— Что поделать, мистер Кембэл, у нас только колеса, а, по-вашему, нужны бы крылья!
— Неужели тебе непонятно, почему мне надо непременно двадцать первого!
— Что ж! Если не будем там в этот день, приедем на следующий…
— Но ты меня без ножа зарежешь!
— Моя лошадь и я сделаем что можем, нельзя требовать большего от одного человека и одного животного.
Изидорио действительно не проявлял никакого упрямства и не щадил себя. Но Гарри Т. Кембэл решил как-то вызвать интерес к партии Гиппербона. На одной из самых крутых дорог горного перевала, посреди густых зеленеющих лесов, пока экипаж с трудом пробирался зигзагами лабиринта — среди камней, пней и свалившихся от старости деревьев, он сказал, обратившись к своему Автомедону:[97]
— Изидорио, я хочу сделать тебе одно предложение.
— Сделайте, мистер Кембэл.
— Ты получишь тысячу долларов, если я буду завтра до полудня в Санта-Фе.
— Тысячу долларов? — переспросил испано-американец, прищуривая один глаз.
— Тысячу долларов, при условии, что я выиграю партию.
— А, — протянул Изидорио, — при условии, что…
— Ну, разумеется.
— Идет… Пусть будет так!
И он трижды стегнул хлыстом свою лошадь.
В полночь одноколка достигла только вершины горного перевала, и беспокойство репортера усилилось. Будучи не в состоянии сдерживать своего волнения, он снова заговорил, ударяя возницу по плечу:
— Изидорио, я хочу сделать тебе новое предложение.
— Делайте, мистер Кембэл.
— Десять тысяч… да, десять тысяч долларов, если я приеду вовремя.
— Десять тысяч?… Что вы говорите! — повторил Изидорио.
— Десять тысяч!
— И опять, если вы выиграете партию?…
