— А спорим: я сегодня дедушку Сейлера попрошу — он что-нибудь интересное вспомнит.
Ребята спорили. Победителем каждый раз оставался Марти.
Много времени прошло, прежде чем он раскрыл приятелям свой секрет.
Пока погода держалась холодная и ненастная, трубка Сейлера большей частью вела себя так, что на хороший разговор рассчитывать не приходилось. Должно быть, у старика ныли ноги от ревматизма. Но с наступлением теплых весенних дней дымок стал виться веселей, и от ребят отбоя не стало. Тем более что очень уж удобное место выбрал старый морской волк для своего жилья — совсем близко от школы. Плоский, крытый тесом и чем-то напоминающий корабельную надстройку домик его смотрит окнами как раз на ту дорогу, по которой каждый день проходят школьники, живущие в восточной, ближней к молу части острова.
А те дети, что живут на западном берегу, или на южном, или на северном, идут в школу другим путем. Дорог и троп на острове много. Чуть ли не от каждого домика ведет своя отдельная дорожка. Это потому, что люди в старое время держались врозь друг от друга, селились особняком. Вот и получилось так, что на острове сколько домов, столько дорог. И по утрам детишки сбегаются в школу со всех концов, со всех сторон.
Юло, Марти, Иви — дочь бригадира Яана Койта, Петер — сын молчаливого Томаса Маала, и еще несколько мальчиков и девочек живут на восточном берегу. От этого они в большом выигрыше: два раза в день, двенадцать раз в неделю, ребята проходят мимо домика старого Сейлера. Ну, а кому чаще доводится проходить мимо и здороваться со стариком, тому и слушать его истории удается чаще.
С весны, когда ребята зачастили к старому рыбаку, возник вопрос, стоит ли брать к нему девочек. Речь, собственно, ила только об Иви Койт, так как из всех учеников четвертого класса, живущих на восточном берегу, только она одна и была девочкой. Но Марти, первым поднявший разговор об этом, хитрил. Он делал вид, будто дело не в Иви, а в девочках вообще. Девочкам, мол, не следует принимать участие в том, что не имеет к ним никакого отношения.
— Девчонки есть девчонки, — заявил Марти. — У них свои интересы, у нас свои. Мы ведь не суем нос в их вязанье и вышиванье. Вот и им нечего лезть с нами к Сейлеру. Море — дело мужское. А старик, кроме как о море, ни о чем не рассказывает.
Неизвестно, каким образом этот разговор дошел до Иви Койт, и она отчитала Марти так, что он не знал, куда деваться. Она тихая и молчаливая — Иви, но если разойдется — не удержишь.
— Ты что же думаешь, Марти? — сказала она, зло поблескивая голубыми холодными, как льдинки, глазами. — Ты думаешь, что в старое время живешь, да? Это в старое время нас дальше кухни и коровника не пускали.
— Кого это «нас»? — попробовал отшутиться Марти. — Вспомни, какой ты была в старое время, «Уа!» еще говорить не умела!
Спор разгорелся перед первым уроком и привлек внимание всего класса. Спорщиков обступили. Свое «уа» Марти произнес противно-пискливым голосом, так, будто котенок мяукнул. Это вызвало смех среди мальчиков. Захихикали даже некоторые из девочек.
Но Иви не сдалась, только покраснела и еще больше рассердилась:
— Не отделывайся шуточками, Мартин Уад! Пионер должен уметь отвечать по-честному. Скажи, ты правда считаешь, что наше дело только вязанье и вышиванье?
— А то нет? Вас этому в школе учат, а нас не учат. Значит, это ваше дело, а не наше. — Марти победоносно посмотрел вокруг.
— Да, наше. — Иви от волнения стала теребить переброшенную через плечо светлую косу. — Но и море тоже наше дело. И ловля рыбы тоже. И вообще, где бы что ни делалось, все наше дело! Запомни это, Мартин Уад, заруби себе на носу. И если тебе это неясно — значит, ты не пионер, ты… — Иви задохнулась от возмущения.
В эту минуту она готова была растерзать рыжеволосого хвастуна и задиру.
Марти опешил. Он не ожидал такого наскока, а главное, понимал: спорить не стоит, он неправ. Вот только как отступить так, чтобы не пострадало самолюбие?
Везучему Марти и тут повезло: раздался звонок. Посмотрев на врага уничтожающим взглядом, Иви пошла к своей парте, а Марти, боком-боком, не глядя на нее, — к своей.
Начался урок. Несколько минут Марти сидел спокойно, потом вдруг его обожгла мысль: что, если злючка Иви сейчас, при всем классе, расскажет учительнице об их споре? Анне Райдару покачает седой головой, укоризненно посмотрит на него, и это будет хуже всякого выговора. Ведь он действительно нехорошо поступил, действительно оскорбил девочек. Кто же не знает, что они могут быть у нас кем угодно! Вон на Большом берегу есть рыболовецкий колхоз, где председателем выбрали женщину. И рыбаки нисколько не жалеют об этом. Колхоз — сейчас лучший в районе. А недавно Юло рассказывал, что где-то на Дальнем Востоке есть женщина — капитан дальнего плавания. Кажется, единственная в мире. Но кто мешает Иви стать второй? Захочет — и станет. Вполне возможно. Тем более что Иви к арифметике очень способна. А математика в капитанском деле, говорят, первая вещь. Вот и получится, что девчонка еще раньше его сможет водить корабли. У него по арифметике отметки не такие уж блестящие.
Марти подумал еще немного, вздохнул, вырвал листок из тетради и написал:
«Иви! Почему ты сразу не сказала, что хочешь стать капитаном? Тогда будем ходить к дедушке Сейлеру вместе. Кто хочет стать моряком, тому к дедушке Сейлеру ходить полезно. М. У.»
Круговой почтой, из рук в руки, записка пошла к Иви. Та прочитала, пожала плечами и даже не посмотрела в сторону Марти. Не смотрела она на Марти и тогда, когда ребята с восточного берега гурьбой возвращались из школы. У домика, похожего на корабельную надстройку, произошла минутная заминка. Старый Сейлер сидел на скамейке и дымил трубкой. Марти задержал шаг, вопросительно взглянул на Иви, но ничего не сказал. Иви тоже ничего не сказала, первая зашла в калитку, первая поздоровалась со стариком. «Гордячка! — подумал Марти. — Когда еще станет капитаном, а уже гордится».
Расстроенный явным поражением в споре с девочкой, Марти устроился на пеньке перед скамейкой дедушки Сейлера и мрачно насупился. Юло задумчиво смотрел в сторону виднеющегося из-за деревьев моря. Тепло! Мартовское солнце припекает по-настоящему. От влажной земли поднимается парок. Пахнет хвоей, морем, выброшенными на берег водорослями.
Первым нарушил молчание Петер Маала. Он в отца — неразговорчив. Каждое слово для него — будто тяжелый камень. Но, должно быть, именно потому, что сам говорить не любит, он умеет вызывать людей на разговор. Вот и сейчас: всего несколько слов сказал, а беседа потекла, потекла ручейком. То в одну сторону завернет, то в другую, и все журчит… Петеру очень хорошо: можно молчать и слушать.
С чего же начал Петер?
С самого простого — с погоды:
— Дедушка Сейлер, как по-вашему, какая завтра погода будет?
Дед внимательно смотрит на небо, потом, чтобы определить направление ветра, слюнит палец и поднимает его кверху, потом присматривается к полету чаек. Белокрылые птицы сегодня не парят. Они мелькают в море снежными комьями, качаются на мелких волнах.
Старик удовлетворенно щелкает пальцами:
— Запомните, дети, рыбацкую поговорку, вам это полезно знать: «Если чайка села в воду, жди хорошую погоду».
Иви пристроилась на крылечке напротив Марти и, наверно, нарочно, чтобы подразнить, занялась вязаньем. На Вихну женщины никогда не расстаются с клубком шерсти и спицами. Так уж повелось здесь с незапамятных времен, так и сейчас продолжается. Спицы мелькают в ловких длинных пальцах девочки, и Марти отворачивается. Глаза бы его не смотрели! Просто стыд и срам!.. Рядом — старый моряк, разговор идет о чайках, о рыбаках, о рыбацких приметах, а она спицами вертит!
Но именно Иви первая задала тот вопрос, с которым запоздал возмущенный Марти.
— Значит, — спрашивает Иви, — перед хорошей погодой чайки садятся на воду. А перед плохой?
— Перед плохой парят. Даже крыльями не шевелят, а воздух их держит.
— Почему?
