командовавший авангардом, определил посылать на разведки 30 казаков, 100 гусар и 100 пехотинцев.
21-го августа отряд Замойского, находясь в деревне, которая носила название Северской, повернул с главной дороги влево, чтоб соединиться с главной армией еще до прихода последней в Великие Луки, как того желал король, приславший Замойскому письмо[529]. При урочище Лубаи (22-го августа) произошла опять небольшая схватка с Татарами, причем казак Викентий взял в плен их начальника[530]. Пленного подвергли пытке, и он сказал, что московский государь запретил своим войскам вступать в сражение с врагом, однако от решительного боя не отказывается, ждет только момента, когда неприятельское войско поубавится.
В Лубаях Замойский узнал, что литовское войско первое придет к Великим Лукам. Это известие причинило ему великую досаду; он послал к королю письмо, в котором жаловался на свое несчастье и просил, чтобы король разрешил ему первым явиться у крепости.
Вместе с тем канцлер стал просить Дзялыньского идти со своим полком скорым маршем днем и ночью без роздыху, чтобы только как-нибудь опередить Литовцев. Но в это время пришло от короля письмо, успокаивавшее опасения канцлера и советовавшее ему не спешить, так как у него достаточно еще времени. Вследствие этого Замойский отдал своему войску приказание двигаться обыкновенным шагом. Пройдя урочище Рахново и переправившись через речку Санчиту, отряд остановился в поле, недалеко от лагеря главной армии[531] вправо от литовского войска. Между Литовцами и Поляками началось соревнование. Великий гетман литовский выслал к Великим Лукам лазутчиков, но они не дошли до крепости, так как не могли найти брода на реке Ловати[532]. Баторий разрешил спор между Литовцами и Поляками, согласно своему прежнему обещанию, в пользу последних. При этом он приказал Замойскому осмотреть крепость и ее окрестности[533].
Разведочный отряд, взятый с собой канцлером, двинулся к Великим Лукам на рассвете 26-го августа в таком порядке: впереди Сверчевский с 20 казаками, за ним Дымко с 50 казаками, далее Фаренсбах с 30 рейтарами, Розражевский тоже с 30 рейтарами, Вейер и Костка с несколькими слугами, Уровецкий с 40 всадниками, за ними стрелки, наконец Замойский и Дзялыньский. Прикрывали этот отряд сзади Зебржидовский с сотней всадников; справа шли гайдуки, а слева пешие казаки (по 30 человек). Когда крепость показалась уже издали, Замойский послал Уровецкого, Розражевского и Вейера поискать брод на реке Ловати. Те не могли его долго найти, вследствие чего Замойский, соскучившись в ожидании, отправился за ними по торопецкой дороге[534], до такой степени топкой, что он принужден был возвратиться назад; тем не менее ему удалось подъехать близко к крепости, которую он и осмотрел с этой стороны, скрывшись за одним холмом. Между тем найден был брод, и лица, посланные искать его, переправились через реку Ловать, но тотчас же возвратились назад, когда увидели, что против них направляется отряд Москвитян, высланный из крепости. Когда Замойскому донесли, что брод отыскан, он отправился на другой берег реки и осмотрел замок и с этой стороны. Заметив опять неприятеля, Москвитяне начали потихоньку приближаться к нему с намерением напасть на него внезапно. Но тут бросился на них с своими рейтарами Фаренсбах и стал в них стрелять, а Москвитяне пустились бежать назад в крепость. После этого Замойский подъезжал со своим отрядом к самой крепости, чтоб определить место, где следует устраивать шанцы. Из крепости производились выстрелы, но не причинили почти никакого вреда неприятелю: была убита одна лошадь и двое лиц ранено. В тот же день подъезжал к замку и венгерский полководец Борнемисса со своими Венграми; отъехав слишком далеко от своих, он наткнулся на отряд Русских, которые чуть не захватили его в плен: преследуя его, они уже настигали его, хватали уже за плащ, который и оборвали, но, к счастью для него, подоспели ему на помощь его товарищи[535].
27-го августа вся армия Батория двинулась к Великим Лукам. Первым прибыл утром в этот день со своим полком Дзялыньский и расположился на холме с правой стороны Ловати вблизи крепости. В полдень пришло литовское войско, вечером явился король, и наконец со своим отрядом Замойский[536]. После этого король произвел смотр войскам и остался видом их весьма доволен.
Численность Баториевой армии под Великими Луками определяется таким образом: Венгров и Поляков было 17 455, Литовцев — 12 700, нисколько тысяч добровольцев[537], так что вся армия едва ли превышала 35 000 человек[538].
Посмотрим теперь, каковы были силы осажденных. Крепость Великие Луки находилась на небольшом холме и состояла из таких же деревянных укреплений, как и другие московские крепости. Опыт прошлого года убедил Русских, что против огня деревянные укрепления не могут устоять. Чтоб защитить их от поджога, придумано было такое средство: стены были обложены сверху донизу слоем земли и дерна такой толщины, что на этом слое могли быть поставлены весьма вместительные корзины с землей. У крепости протекала река Ловать с юга и запада, делая доступ к крепости с этих сторон весьма затруднительным; кроме того, крепость была окружена рвом, прудами и болотами[539]. С востока примыкал к крепости многолюдный и богатый торговый город[540] , тоже обнесенный стеной с башнями, но 25-го августа Москвитяне, узнав о приближении неприятеля, сожгли его по своему обыкновенно и сами со своим имуществом ушли в крепость.
Численность гарнизона в крепости простиралась до шести — семи тысяч человек[541]. Командовали им воеводы князья: Федор Иванович Лыков и Михайло Федорович Кашик, Юрий Иванович Аксаков, Василий Иванович Бобрищев-Пушкин, Василий Петрович Измайлов и Иван Васильевич Отяев[542]. Главным воеводой был Лыков. Не доверяя ему, равно как и другим воеводам, Иоанн прислал в крепость Василия Ивановича Воейкова наблюдать за ними[543].
День 28-го августа прошел в бездействии, так как в лагере Батория ожидали прибытия московских послов, которые действительно и явились.
Во главе посольства находились: князь Иван Иванович Сицкий-Ярославский, стольник и наместник нижегородский, думный дворянин Роман Михайлович Пивов, стольник элатьмовский и дьяк Фома Пантелеевич Дружина. Послы прибыли к границе Речи Посполитой 14-го августа, на речку Иватку[544]. Сюда навстречу им приехал посланный от оршанского старосты Филона Кмиты, которого Баторий за военные подвиги, совершенные в 1579 году, пожаловал титулом смоленского воеводы, давая обещание предоставить ему ту власть и почести, какими пользовались смоленские воеводы, с того момента, как только Смоленск будет опять во владении Речи Посполитой[545]. Ввиду этого понятно, почему лицо, посланное Кмитою, назвало его при встрече с московскими послами смоленским воеводой. Но этот титул показался им оскорбительным: «Филон затевает нелепость, — сказали они, — называя себя воеводой смоленским; он еще не тот Филон, который был у Александра Македонского; Смоленск вотчина государя нашего; у государя нашего Филонов много по острожным воротам»[546].
Прибыв в Сураж, они заявили, что не желают ехать дальше и просили провожатых, которые были присланы от имени Батория встречать их, чтобы они тащили их силой. На это заявление ответили им смехом и замечанием, что над ними не будет совершено никакого насилия, если поедут дальше, а если хотят возвратиться, то никто их не будет задерживать. Послы продолжали свое путешествие, заявляя, что делают это, принуждаемые к тому насилием[547]. Обстоятельства были таковы, что честь и достоинство их государя требовали, чтоб они возвратились назад, но они этого не сделали, а только постарались успокоить свою гордость формалистическим заявлением, что они поступают так вопреки своей воле, под давлением принуждения[548].
Посольство прибыло в лагерь Батория 28-го августа[549]. Король высылал ему навстречу брестского старосту Мелецкого, литовского стольника Зеновича, секретаря Агриппу и отряд войска в тысячу с лишком человек; но из сенаторов никто не ездил [550]. На следующий день[551] утром происходил прием посольства. Король посылал за ним брестского старосту с отрядом в 100 всадников. Главные послы, одетые в роскошные, усеянные жемчугом и драгоценными камнями одежды, с такими же дорогими шапками на голове, явились в королевский шатер в сопровождении свиты, численностью в 500 человек. Им пришлось ехать на конях между рядами пехоты, которая вся вытянулась в две шеренги перед королевским шатром[552]. Став перед королем, послы сняли шапки и поклонились, касаясь рукой земли, а потом перекрестились. Тогда выступил Троцкий каштелян Христофор Радзивилл и сказал,
