Год рождения 1921

чепуха! Чтобы помочь восставшим, надо было перейти на ту сторону Вислы. А на Вислу наши войска пришли обескровленными. В ротах оставалось по пятнадцать-двадцать человек. Шли из Белоруссии. Два польских полка пошли на наш плацдарм на той стороне. Я поехал их поддерживать. Зря поехал: ничего не видно. Развалины, кучи кирпича от самого берега. Эти полки пришлось уводить назад. Пытались помочь огнем, но на несколько километров в глубину ничего не видно.

Под Варшавой командующий артиллерией фронта Василий Иванович Казаков затребовал три дивизиона «себе под руку». Среди них оказался я и Петр Шмигель, мой друг, командир 1-го дивизиона 22-й бригады. Сидим – Василий Иванович и нас трое – ждем задачи. Василий Иванович сказал Шмигелю:

– Дайте, майор, огня вот туда и потом сюда. Если успеете дать за 15 минут оба огня, дам орден «Красного Знамени».

Шмигель ответил:

– Если это надо сделать за орден, поищите кого-нибудь другого.

Шмигель был из воспитанников колонии малолетних преступников Макаренко. После колонии кончил Харьковский университет по украинской литературе. Но потом решил, что выбрал неправильно специальность и пошел в военное училище.

Он привык к самостоятельным решениям, не боялся никакого начальства. Командир бригады как-то обложил его матом. Шмигель ему сказал:

– Товарищ полковник, я ведь ругаюсь матом получше Вас. Могу и ответить.

Тот извинился.

Удивительным было это предвоенное поколение. Оно чувствовало приближение войны и считало своим долгом встать в первую шеренгу.

Шмигель был смертельно ранен 13 сентября в Праге.

В книге «5-я Гвардейская Калинковичская» В.В. Гурова и А.Е. Иващенко об этом рассказывается так:

«В 13 часов 13 сентября командир 1-го дивизиона 22-й бригады майор П.Г. Шмигель получил боевую задачу сорвать контратаку врага. Развернувшись на одной из площадей города, дивизион быстро изготовился к бою. Не успело сойти по два снаряда с каждой установки, как противник открыл огонь. Один из снарядов попал в боевую установку. Раздался сильный взрыв. Был смертельно ранен командир дивизиона майор П.Г. Шмигель. Последними его словами были: „Молодцы, продолжать огонь!“

В разговорах Игоря Сергеевича он возникал неоднократно. Но какими-то странными, выпадающими из текста, фрагментами. Похоже, майор Шмигель был необычной фигурой, оставляющей зацепки в памяти при касании с ним.

Вот такой эпизод:

24 июня 44-го года. Утро Белорусского наступления. Туман. Вижу – идет человек, как бы в шубе. Подошел – Петька Шмигель. В самом деле, в шубе, и воротник поднят.

– Ты что – сдурел?

– А если мне холодно…

Почему капитан Косов в забитой людьми и техникой фронтовой полосе был так поражен видом майора Шмигеля, что вспоминает об этом спустя полвека – я понять не могу.

Еще случай:

Прошел после смерти Шмигеля год. Офицеры собрались его помянуть. Пригласили Василия Ивановича Казакова. Был такой разговор:

– Вот Вы так любили майора. Он хоть раз давал Вам по морде?

– Если б он мне не дал по морде – меня надо было бы отдать под суд. Больше у меня такого не было…

Записывая воспоминания Игоря Сергеевича я боялся излишней дотошностью в уточнениях сбить то перенесение в полувековую отдаленность, которое у него возникало. Смысл буквально воспроизведенного здесь офицерского разговора остался для меня темен и многозначен.

Почему генерал, командующий артиллерией фронта, пришел помянуть одного из бесчисленных своих, неизмеримо отстоящих по рангу майоров? Что переворачивало жесткую субординацию между ними? Чем был обязан В.И. Казаков майору П.Г. Шмигелю? Спросить уже не у кого. Система понятий и отношений людей того времени уходит вместе с ними.

6

Осенью 44-го фронт встал по Висле, последнему водному рубежу перед Германией. Началась яростная борьба за плацдармы – крошечные пятачки земли по обоим берегам, перепаханные железом и пропитанные кровью.

В конце сентября нашу бригаду из под Праги бросили севернее Варшавы. Мы пытались сбить немцев с плацдармов за Вислу. Но ничего не вышло.

Вообще, место было паршивое: ни одного наблюдательного пункта на земле. Соорудили НП наверху – площадку на дереве. Сидим на дереве я и Женька Шамзон, начальник штаба моего дивизиона. Он очень любил петь, но слуха никакого – медведь на ухо наступил. Терплю, терплю, потом ему:

– Кончай, а то спрыгну.

Женька Шамзон ездил с шофером – таким губошлепом. Раз мы входим в штаб. Тот сидит на табурете – охраняет штаб. Спит, положив приклад винтовки промеж ног, стволом упершись в стенку. Женька как саданет дверью. Тот как жахнет с перепугу из винтовки и выронил ее. Надо же, патрон у него был дослан, и палец лежал на спусковом крючке.

На моем «виллисе» был шофер Федоров. Никогда в жизни не встречал такого ругателя. Длиннющий, высунет голову над брезентом машины, выдаст этакую потрясающую руладу, что все на дороге расступаются. Ему не нравилось ездить с начальством. Все нудил: «Отправьте меня на боевую машину, отправьте…». Я его и поставил, как только освободилось место. Свою машину он накрывал громадным