мне не суждено было дозавтракать.
В открытом окне появилась голова Станды.
— Лойза здесь? Лойза, выйди-ка сюда. А все остальные после завтрака пусть сразу принимаются за дело: краска и кисти под окном, покрасьте полки, а потом и все прочее. И чтоб никто отсюда ни ногой. Идешь, Лойза? Да шевелись же, черт возьми!
Сбитый с толку таким тоном, я выбрался через все двери во двор замка. В словах Станды не проскальзывало ни тени былого дружелюбия, меня словно окатили холодной водой.
Следующий сюрприз ждал меня на улице. Рядом со Стандой стоял представитель органов госбезопасности ротмистр Еничек. Кивнув в ответ на мое приветствие, он сказал:
— Ага, наш яичный шериф. — Прозвучало это так, как будто он сказал: «Попался, мошенник».
Все дальнейшие замечания, однако, он приберег «на потом». Указывая рукой на ближайшую дверь, ротмистр Еничек прокартавил:
— Пггошу, уважаемые!
Напуганный Стандой, я перебирал в уме все свои последние провинности, но ответ был однозначный: яичная баталия и перевернутые копешки. А может, органы госбезопасности поинтересовались нашей первой ночью в замке?
Как оказалось, дело было именно в этом. Ротмистр подвел нас к дверям с надписью «Комната инспектора» (раньше я о ней не знал), открыл ее и молча указал на два стула. Голубоватая пелена папиросного дыма свидетельствовала о том, что в комнате недавно работали, выполняли служебные обязанности.
Товарищ Еничек устроился за старым письменным столом, открыл записную книжку и посмотрел на кончик своей авторучки.
— Ну, и как тебе сегодня спалось? — спросил он как бы у своей авторучки.
Я украдкой взглянул на Станду, так как не понял, к кому, собственно, обращен этот вопрос.
— Так как же, — вопрошал ротмистр, целясь в меня острием самописки, — снилось тебе что- нибудь?
— Ничего не снилось.
— Так крепко спал?
— Да нет. Просто мне вообще ничего не снилось.
Станда приподнялся на стуле.
— Товарищ ротмистр, что вы ходите вокруг да около? Спросите у Лойзы прямо, пусть он вам скажет, что было.
Милиционер нахмурил брови:
— Позвольте уж мне самому решать, а? Подождите, я еще и вас кое о чем спрошу.
— Пожалуйста, — рассердился Станда и отвернулся к окну.
Закурив сигарету, ротмистр продолжал чиркать зажигалкой и задувать пламя.
— Ну, так как все это было?
— Что это?
— Да вчерашнее! Как только вы пришли в замок, сразу же поднялась стрельба. Кто стрелял, из чего стрелял, в кого стрелял? Это первое. Второе: кто ночью уронил лестницу на крольчатник и разрушил его? Кто стрелял из пистолета и пускал ракеты? Ведь у пана Клабана от этого чуть инфаркт не приключился! Лежит в постели и ни рукой ни ногой. — Ротмистр метнул взгляд на Станду. — Не был ли при всем этом и ваш руководитель?
— Я вам уже говорил, товарищ… — взвился Станда, и в этот момент я начал понимать, откуда взялись его холодность и дурное настроение. Он был, в сущности, порядком рассержен, но не на меня и не из-за меня, а…
— Вам слово потом, — прервал Станду ротмистр. — Я хочу, чтобы сначала говорил Лойза.
— Около полудня мы пришли к закрытым воротам, — начал я по порядку расписывать все наши злоключения, в то время как ротмистр делал пометки.
Когда я дошел до того места, как Станда пустил в ход фотоаппарат со вспышкой, ротмистр удивленно поднял голову.
— Фотоаппарат со вспышкой? Что это значит? — обратился он к Станде. — О нем вы мне ничего не говорили!
— Вы меня спросили, как я устроил молнии, и я вам ответил, что с помощью аккумуляторной вспышки.
— Но о фотоаппарате вы не заикнулись, — настаивал ротмистр.
— Вы с самого начала поверили этому мошеннику кастеляну и принимаете нас за разбойников, а у меня есть доказательства того, что безобразия здесь творил он.
— Поосторожней в выражениях, пожалуйста, — сделал ему замечание Еничек. — То, что он мошенник, надо еще доказать.
— Докажу, когда понадобится, — похвалился Станда, — вот проявлю пленку, и получите доказательства. Черно-белые снимки.
Ротмистр задумался.
— Сколько времени у вас уйдет на проявление пленки?
— Полчаса, — сказал Станда. — Только у меня здесь нет ни проявителя, ни закрепителя, иначе я уже давно бы все сделал. Все-таки любопытно.
— Ага, — протянул Еничек. — Знаете что? Поедем вместе в город, и пусть ее проявят в нашей лаборатории, идет?
— Пожалуйста, — пожал плечами Станда и кивнул мне: — Лойза, сбегай за аппаратом, он на столике около кровати.
— Стой, — взревел ротмистр, только я поднялся со стула. — с ним я еще не закончил. — Подперев подбородок ладонью, он вперил в меня взгляд своих темных глаз. — Так ты уверяешь, что ночью вы никакой лестницы не ставили?
— Лестницу? Мы? — Я вопросительно посмотрел на Станду.
— Именно это утверждает пан Клабан, — быстро затараторил Станда, чтобы ротмистр не успел его прервать, — говорит, что мы ночью подставили лестницу к окну его квартиры, стучали в стекло, стреляли и делали молнии. Он вроде бы так испугался, что ударился лицом о ночной столик и набил себе шишку. Потом мы из чистого хулиганства повалили лестницу на крольчатник и убежали.
— Вот вранье! — вырвалось у меня. — Да не верьте вы этому вралю! — закричал я, чуть не плача.
— Успокойся, — сказал ротмистр Еничек, — я верю прежде всего фактам, а не словам. А факт состоит в том, что под окном кастеляна и сейчас видны ямки от лестницы, а у самого пана Клабана на лбу шишка. Вот и объясни мне, как это могло случиться, понял?
— Не знаю, — огрызнулся я и отвернулся к окну.
— Я вот что подумал, — размышлял Станда, — вы ведь измеряли расстояние между ямками, скажите, совпадает оно с расстоянием между жердями?
Ротмистр насторожился.
— Это могло бы натолкнуть вас на интересную мысль. Я, видите ли, еще ночью внес лестницу в замок. Если ямки под окном кастеляна были оставлены лестницей, тогда виноваты мы. Но я советую вам проверить.
— Пожалуйста, — пожал плечами пан Еничек и взял со стола связку ключей, — можем прямо сейчас и пойти.
И мы пошли.
13. Стой! руки вверх!
Перед замком нежился на солнце кастелянов Бояр, по-нашему Казан. Заслышав шаги, он завилял
