— Может, ты действительно делал что-нибудь не так, — сказала она. — Но когда между мужчиной и женщиной возникают проблемы, то виноваты всегда оба. Вместо того чтобы искать объяснения, ты бы лучше подумал о том, как вам быть дальше.
Боденштайн потер затылок и выпрямился.
— Мне пришлось смотреть в календарь, чтобы вспомнить, когда я в последний раз с ней спал, — произнес он вдруг с горечью. — Правда, с маленьким ребенком, который может прибежать в любую минуту, это немудрено…
Пии стало не по себе. Хотя они с Боденштайном очень сблизились за последний год, говорить с шефом о таких интимных вещах ей по-прежнему было неловко. Она достала пачку сигарет и протянула ему. Он взял сигарету, прикурил, сделал несколько затяжек.
— Сколько это уже продолжается? Сколько ночей она, лежа рядом со мной, наивным болваном, думала о другом? Эта мысль сводит меня с ума!
Ага, отчаяние постепенно переходит в злость! Это хорошо. Пия тоже закурила.
— Спроси ее, — посоветовала она. — Спроси ее сегодня же. И эта мысль больше не будет тебя сводить с ума.
— И что потом? Что, если она возьмет и скажет правду? Ах, будь оно все проклято! Я бы с удовольствием тоже ее… — Он умолк, растоптал окурок каблуком.
— Ну так сделай это. Может, тебе после этого станет легче.
— Что за советы ты мне даешь?
Боденштайн бросил на нее удивленный взгляд; на лице его при этом промелькнуло что-то вроде улыбки.
— Других советчиков у тебя, похоже, нет… У меня в школе был парень, который меня потом бросил. Я так страдала, что готова была повеситься. А моя подруга Мириам заставила меня пойти с ней на вечеринку. И там ко мне прицепился какой-то тип. Он, собственно, просто сделал мне пару комплиментов. Ну, короче, после этого мне полегчало. Как говорится, и у других матерей бывают хорошенькие сыновья. Или дочери…
У Боденштайна зазвонил телефон. Он сначала не обращал на него внимания. Потом, вздохнув, все же достал его из кармана и ответил.
— Это была Фахингер, — сообщил он Пии, — закончив разговор. — Звонил Хартмут Сарториус. Тобиас вернулся домой.
Он поднялся со скамейки.
— Будем надеяться, что мы его еще застанем. Сарториус звонил два часа назад, но дежурный только что ей передал.
Ворота на участок Сарториусов были раскрыты настежь. Они пересекли двор, поднялись на крыльцо и позвонили в дверь, но никто не открыл.
— Не заперто… — заметила Пия и толкнула дверь. — Алё-о! Господин Сарториус! Есть тут кто- нибудь?..
Ответа не последовало. Она прошла дальше по коридору и еще раз позвала.
— Похоже, он опять смылся, — разочарованно произнесла она и вернулась к Боденштайну, который ждал на крыльце. — И отца тоже нет. Вот зараза!
— Давай посмотрим за домом, — предложил Боденштайн и достал мобильный телефон. — Я вызову патрульную машину.
Пия прошла за угол дома. Тобиас Сарториус вернулся в Альтенхайн в день похорон Лауры Вагнер. На кладбище его, конечно, не было, но во время похорон загорелась мастерская Тиса на участке Терлинденов. От зажигательной смеси, как уже установили местные пожарные и эксперты. Сама собой напрашивалась версия о том, что Тобиас поджег оранжерею и опять скрылся.
— …но без сирены, понятно? — услышала Пия слова Боденштайна.
Она дождалась шефа и поделилась с ним своими соображениями:
— Тобиас знал, что вся деревня на похоронах, и сообразил, что может незаметно поджечь оранжерею. Я не понимаю только одного: почему его отец позвонил в полицию?
— Я тоже не понимаю… — признался Боденштайн.
Он осмотрелся во дворе. Во время их прошлых визитов ворота и все остальные двери были заперты. Что было вполне понятно после всех угроз и нападения на Тобиаса. Почему же сейчас все нараспашку? В тот момент, когда они поворачивали за угол, они заметили в дальнем конце участка какое-то движение. Двое мужчин выскочили в верхние ворота, через несколько секунд хлопнули дверцы машины, взревел мотор. У Пии появилось недоброе предчувствие.
— Это были не Тобиас и не его отец… — Она сунула руку в карман куртки и достала пистолет. — Тут что-то не то…
Они осторожно открыли дверь в подсобное помещение, через которое можно было попасть в дом, и заглянули внутрь. Потом прошли в бывший коровник. Перед открытой дверью они молча обменялись условными знаками. Пия подняла пистолет и вошла в хлев. Она осмотрелась и похолодела: в углу на табурете сидел Тобиас Сарториус. Глаза его были закрыты, голова откинута назад.
— Блин!.. — пробормотала Пия. — Кажется, мы опоздали…
Восемь шагов от двери до стены. Четыре шага от противоположной стены до шкафчика. Ее глаза давно привыкли к темноте, а нос — к сырому, гниловатому запаху. Днем сквозь крохотную щель наверху узенького подвального окошка, которое было чем-то закрыто снаружи, пробивался свет. Благодаря этому тоненькому лучику она хотя бы могла отличить день от ночи. Обе свечи уже давно сгорели, но она и так знала, что есть в ящике на полке стеллажа. Воду надо было беречь, осталось четыре бутылки, а сколько ей здесь еще предстояло просидеть, она не знала. Печенье тоже кончалось, как и мясные консервы и шоколад. Ничего другого у нее не было. Ну что ж, зато хотя бы сбросит пару килограммов.
Большую часть времени она проводила в полузабытье. Ее так неудержимо клонило в сон, что она просто засыпала, не пытаясь противиться усталости. Проснувшись, она временами испытывала приступы глубокого отчаяния, принималась колотить в дверь кулаками, кричать, звать на помощь и плакать. Потом опять впадала в апатию, часами лежала на вонючем матраце, представляла себе жизнь на свободе, лица Тиса и Тобиаса. Чтобы не сойти с ума в этом сыром подземелье, она читала вслух стихи, которые помнила наизусть, отжималась от пола, выполняла упражнения тайцзицюань — хотя держать равновесие в темноте было не так-то просто — или во все горло распевала песни. Рано или поздно кто-нибудь придет и выпустит ее отсюда. Она твердо в это верила. Она просто не могла себе представить, что Боженька, не дожидаясь ее совершеннолетия, вот так вот взял и обрек ее на медленную смерть.
Амели свернулась клубком на матраце и уставилась в темноту. Один из последних кусочков шоколада таял у нее на языке. Просто прожевать и проглотить его казалось ей кощунством. По телу медленно разливалась свинцовая усталость, засасывала ее воспоминания и мысли в какую-то черную дыру. Она вновь и вновь ломала себе голову, пытаясь понять, что произошло. Как она очутилась в этом жутком каменном мешке? Последнее, что она помнила, это то, как она отчаянно пыталась дозвониться до Тобиаса. Но зачем ей это было надо, она никак не могла вспомнить.
Пия испуганно вздрогнула, когда Тобиас Сарториус открыл глаза. Он не шевелился, а просто молча смотрел на нее. Синяки на его лице побледнели, но вид у него был усталый и больной.
— Что случилось? — спросила Пия, пряча пистолет в кобуру. — Где вы были все это время?
Тобиас не отвечал. Под глазами его залегли темные круги, он сильно похудел с тех пор, как она видела его в последний раз. С трудом, как будто это стоило ему огромных усилий, он поднял руку и протянул ей сложенный лист бумаги.
— Что это?
Он молчал. Пия взяла лист, развернула его. Боденштайн подошел к ней, и они вместе прочли написанные от руки строки.
Тоби, ты, конечно, удивишься, что я через столько лет пишу тебе. За последние одиннадцать лет не
