разбирался с бандитами: то кого-то связывал, то развязывал, – задала бы ему еще не такую трепку.
Когда мы вернулись домой, в коммуну, Феликс и Энди занялись ужином, Макс пошел гулять с собачкой – все вернулось на круги своя.
Предоставив парням полную свободу творчества, я удалилась в комнату Катрин и плюхнулась на живот на невесть откуда появившийся матрас. В одиночестве я сильнее почувствовала ожоги, которые нестерпимо болели, и безотчетный страх. Может, спрятаться от наступающей ночи в кровать к одному из моих спасителей? Тут я вспомнила Эмилию и как она вечно пытается наставить меня на путь истинный.
– Не подавай сразу все, а то нечего будет предложить, когда попросят добавки, – говорила она, имея в виду, что не стоит быть легкодоступной.
Напрасный труд…
Меня отвлек Феликс: он звал ужинать. За ужином мне представили пресловутую Цилли. Эх, конец прекрасным дням, когда я была единственной женщиной в обществе трех чудных мальчиков. Хотя Цилли – мне не конкурентка. И с ней тут не церемонились.
– Цилли, ты не могла бы пойти завтра к своему другу? – без обиняков спросил Феликс. – Мы ждем еще гостей. Но если тебе неудобно, скажи, я пойду ночевать к матери.
– Нет проблем, – ответила покладистая Цилли. – Лишний повод побыть с ним вместе.
Ночью меня снова мучили кошмары – я убежала от них к Энди. Повезло, что никто из обитателей не видел, как я крадусь по коридору. Его нежность успокоила, но все же мои мысли были не в этой кровати.
Как мне вести себя с Корой? Только не разреветься, а то она, чего доброго, не захочет больше меня видеть. Может, сделать вид, что ничего не случилось? Почему, собственно, она едет сюда? По мне соскучилась или по своему Феликсу?
А если она скажет:
– Хватаем вещи, забираем Бэлу и мчимся в Италию…
Должна ли я покорно следовать за ней, или пусть сначала хорошо попросит? А вдруг ей не нужна больше моя дружба – куда мне тогда идти, кто оплатит мои долги? И я заплакала в подушку, точнее, в густую гриву Энди. А ему, конечно же, до меня и дела нет! Спит как сурок!
Но, вдыхая его запах, запах слегка вспотевшего тела, и вслушиваясь в ровное, спокойное дыхание, я потихоньку засыпала. Все же хорошо, что я не одна. Приятно, когда рядом есть кто-то и можно забыть о проблемах, хотя бы до утра. Новые отношения с хорошим парнем, таким, как Энди, – разве это не выход из ситуации?
9
«Вот и листья падают, а ведь еще и осень не наступила», – думала я, стоя у окна.
На моих глазах маленький, самый нетерпеливый лист, еще вчера, наверное, бывший зеленым, а сегодня тронутый желтизной, весь покрытый яркими пятнами, вырвался из лопочущих рядов своих собратьев, нырнул с ветки, но тут же, подхваченный потоком, взвился и полетел прямо к небу.
В такие дни, когда солнечный свет, уже не яркий, не летний, пронизывает начинающие редеть кроны и первые опавшие листья танцуют на сухом асфальте, в воздухе разлито странное молчаливое ожидание: природа готовится к важной перемене. И мне стало тревожно, я вдруг почувствовала, как тянется время, словно и меня ждало большое событие… Ах да! Кора приезжает!
Не одна я считала часы до ее приезда: ради такого случая Феликс сделал новую прическу. Не скажу, что мне понравился его радикально выбритый затылок, но, в конце концов, каждый вправе измениться. Хочет опять покорить свою ветреную кузину. Ну-ну.
Кора прибыла в двенадцать. Мы не ждали ее так рано: не в ее характере торопиться, но на этот раз она действительно спешила и теперь выглядела уставшей. Опережая наши упреки, она сделала вид, что никаких черных кошек между нами в помине не было, прямо от порога набросившись с поцелуями на Феликса, на меня. Потом кинулась обнимать Макса, изрядно озадачив его своей феерической нежностью. Заодно досталось и заспанному Энди.
Двоюродному брату она сказала:
– Ты что, хотел податься к скинхедам, но на полдороге раздумал?
Феликс опешил от подобной похвалы, а Кора, не заметив этого, щебетала:
– Сделай мне, пожалуйста, тосты! Еще я бы с удовольствием поела крабовый салат. И чаю со льдом, если можно…
Заморив червячка, Кора покинула нас, рухнув в мою постель.
– Ладно, мы все равно ждали ее только к вечеру, – утешал то ли меня, то ли себя Феликс. – Пусть поспит, я пока слетаю к бабушке, я обещал ей.
И мне осталось только общество Макса. Я вышла на балкон, где он дымил самокруткой.
– Между прочим, в нашей коммуне все снова стали одиночками, – задумчиво сказал Макс, поднося мне огонь. – Первым был я: моя подруга ушла два месяца назад. Дольше всех держался Феликс, но и он недавно разругался со своей Сюзи, кажется, из-за итальянских каникул…
– «Кто раз предал, тому уж веры нет», – процитировала я Шекспира.
Макс кивнул.
Существует ли хоть один человек, который не предавал ни разу в жизни? В тон моим мыслям Макс сказал:
– Верность – исключительно собачье качество!
– Как бы не так! Знаешь, сколько раз я выгоняла твоего пса из своей постели? Он пойдет за каждым, кто его почешет за ухом.
Мы хотели пообедать вместе, но никак не могли собраться: Кора все спала, Феликс позвонил и сказал, что деду стало хуже, он повезет бабушку к нему и чтобы мы молились, Энди вызвали на работу.
Компания развалилась, и Макс засел за какой-то реферат, что висел на нем с прошлого семестра. Я скучала в одиночестве на кухне.
Наконец появилась Кора, хлебнула кофе и без церемоний велела:
– Выкладывай. Давай поживее, мне тоже есть что рассказать!
Я начала с нашего побега с Катрин и рассказала бы и о ее муже, адвокате-садисте, и о моей работе на курсах итальянского, и о нападении, и…
Но Кора нетерпеливо отмахнулась:
– Знаю-знаю, мне Феликс вкратце описал ситуацию. Но он не мог внятно сказать, почему те два бандита к тебе прицепились. Что вы там прятали? Только не говори, что кокаин!
Час пробил. Наконец я смогу без утайки рассказать, в чем дело. Вот кто меня поймет – Кора! В ней я не сомневалась.
– Мы украли у мужа Катрин четыре ценные картины, которые в свое время висели в музеях. В принципе мы только хотели справедливости: должна ведь Катрин получить свою часть общего имущества? А добровольно Эрик не поделится. Но парни ничего не знают, да и к чему, пусть дальше верят в Санта-Клауса и сицилийскую мафию.
– Что за картины? – оживилась Кора.
– Великолепная вещь Матисса, гравюра Генриха Фогелера и карандашный рисунок Фейербаха. Еще пейзаж одного австрийца, не помню, как фамилия, девятнадцатый век. Но не важно, ту картину Катрин уже вывезла из страны и продала.
Счастливо улыбаясь, Кора выдохнула табачный дым, целясь в солнечные лучи над мойкой.
– Порядочек! – сказала она. – Так где застряла твоя маленькая Катринхен и где теперь картины?
– Та – в Инсбруке, эти – у твоих родителей, – беспечно заявила я.
Коре показалось, что она ослышалась.
– Что? Как тебе только наглости хватило втянуть моих стариков в эту аферу! – Она выпрямилась во весь свой рост и глянула на меня с таким гневом, что я опять чуть не зарыдала, но мужественно сдержалась.
– Но больше никто не знает, только ты и я, что картины в Гейдельберге. Твоим я сказала, что картины – произведения моего отца.
– Майя, – угрожающе понизила голос Кора. – Исправь это незамедлительно! Представь, если тебя опять
