– Тому Господь являет милость, кого он шлет в широкий мир…
Финальным аккордом к последней строфе «На волю Божию отдамся…» стал страшный визг тормозов и грохот на дороге. Я побежала к своей машине: покореженная дверь «феррари» свисала и, скрипя, раскачивалась. Огромный сияющий джип, пролетев чуть дальше по дороге, приткнулся к обочине.
Ничего себе! Но я тут ни при чем, «феррари» стоит на изгибе дороги, по всем правилам… Кажется, я дверь не захлопнула как следует, когда вышла… Но этот горе-водила даже на широком участке в поворот не вписался!
Тем временем горе-водила вылез из помятого джипа и оказался стройной высокой женщиной в темных очках, ярко-розовой рубашке и белоснежных брюках.
Двенадцать ноль-ноль. Стороны сближались.
Волосы незнакомки были неестественно светлого цвета, вытравлены краской; высоким ростом она не отличалась, просто из-за каблуков, на которых она теперь медленно и неловко ковыляла навстречу, мне так показалось.
Женщина подошла ближе – ровесница нашей Эмилии, хотя, пожалуй, на том сходство и заканчивается.
Когда расстояние между нами позволило вести переговоры, я, попридержав оскорбления, вежливо спросила, не ранена ли она. В ответ незнакомка покачала головой, растерянно глядя на дверь «феррари», которая грустно болталась на последней ниточке. Не давая противнице опомниться, я перешла в наступление:
– La mia macchina e danneggiata, ed e colpa Sua![61]
На ломаном итальянском она спросила, способна ли моя машина двинуться с места. Держалась дама любезно и виновато, похоже, не намереваясь оспаривать свою вину. Раза три она извинилась за свою неловкость. В ее дыхании чувствовался алкоголь.
– Может, перейдем на английский? – предложила я. Она обрадовалась и сделалась куда разговорчивее.
Ее имя Памела Ланчит, она живет тут, за поворотом. Памела предложила мне пересесть в джип и заехать к ней домой:
– Выпьем кофе, вы отдохнете. А я пошлю садовника осмотреть вашу машину. Если понадобится, он сам отгонит ее в мастерскую, потом заберет и отвезет вас куда нужно… Откуда вы? И как вы оказались в этой глуши?
– Из Флоренции. Поехала за оливковым маслом и заблудилась. Собственно, машина не моя, а моей подруги, и она будет очень недовольна, уверяю вас!
Она опять взялась извиняться и обещать, что все исправит. Потом мы еще немного поболтали.
– Так вы с подругой немки? А я американка! Называйте меня Пам, мы, американцы, не любим церемоний!
При последних словах я встрепенулась: может ли быть, что судьба ведет меня в самое логово льва?
– Не стоит ничего оставлять в машине, здесь дикие места, – предупредила Пам. – Мало ли кто тут ходит…
Я открыла багажник. И откуда тут взялась эта куча хлама? Совершенно забыла, что надо разобраться. Пустые банки из-под колы, детали от конструктора «Лего» и засохшее печенье запросто можно оставить ворам на поживу – я собрала все ценное в большой пластиковый пакет: запеленатого Матисса, льняную куртку Коры, фонарь, гаечные ключи… Ах да! Пузырек с метадоном я приткнула в наволочку, к картине. Потом залезла в джип, чтобы через пять минут в самом деле приехать туда, куда меня настойчиво посылала Кора.
Пам предложила на выбор мороженое, эспрессо или – взгляд полный понимания – баварское пиво. Позвала служанку.
– Darling, скажите ей сами, что вы хотите, – попросила Памела. – Никогда мне не выучить этот птичий язык!
И с садовником мне предстояло поговорить о машине лично: ей совсем не под силу рассуждать на итальянском об аварии и поломках.
Любой гость предпочел бы пить кофе на террасе, наслаждаясь видами полей и гор, но Пам почему-то повела меня в гостиную. С тех пор как мы вломились сюда с Дино, в доме многое изменилось. Новая хозяйка переделала все на свой вкус. А вкус у нее есть, должна признаться, хоть я и недолюбливаю американцев.
В гостиной висело несколько картин, пейзажей в манере импрессионизма. Подали кофе, я перестала рассматривать холсты. Но Памела заметила мое внимание, оно ей явно польстило.
– Вы любите живопись? Это еще не вся коллекция. Представьте, некоторые мои посетители их вовсе не замечают. Чтобы обратить внимание на картины, нужно был истинным ценителем! А почему, собственно, вы живете в Италии?
Она взяла чашку.
Я наврала что-то про извечные метания моей немецкой души и переадресовала ей тот же вопрос.
– Honey,[62] – сказала она, нервно суча иссохшими пальцами, – какая мысль сразу напрашивается: Cherechez l'homme![63] Если женщина в возрасте элегантности делает себе подтяжку лица, хотя в общем-то не собиралась, становится набожной, начинает жертвовать деньги направо и налево или же, наоборот, предается пороку. Вдруг бросается то в марксизм, то в буддизм, чтобы в конце концов решиться переехать на другую сторону земного шара, – все это неспроста, всегда за этим стоит мужчина и страсть. Потом, конечно, она раскается в своих радикальных поступках, как я, например…
Ничего себе! В пятьдесят с лишним гоняться за мужчинами! Хотя почему бы и нет? Боясь показаться бестактной, я не задавала вопросов. Но и не понадобилось: помолчав, Пам продолжила свою лав- стори:
– Замужем я была трижды. Вы, наверное, скажете, что пора остановиться? Да я бы рада… Вот сижу теперь одна в этой глуши, помираю от скуки.
– А почему бы вам не вернуться в Америку? – спросила я, с участием, естественно.
– Хороший вопрос, сама себе его постоянно задаю. Мы так и не поженились, я и мой italiano… наверное, к счастью. А то пришлось бы потом разводиться в четвертый раз, с той лишь разницей, что на сей раз мне не досталось бы ни цента. К тому же я узнала, что этот неблагодарный жиголо связался с двадцатилетней вертихвосткой!
Она метнула на меня яростный, ненавидящий взгляд, будто все молодые женщины – потенциальные гетеры. С самым невинным видом я захлопала глазами: чего это она, а?
Пам опомнилась, устыдившись собственного поведения.
Садовник все не возвращался. Памела время от времени бросала взгляд на часы – чем дальше, тем чаще. В один из моментов я тоже не удержалась, чтобы не оглянуться на них. Бог ты мой! Барокко, не меньше! Такие напольные часы я видела в каком-то антикварном салоне, но стоили они слишком дорого даже для Коры.
Подали оливки и соленый миндаль, хозяйка предложила выпить – налила себе виски, мне – кампари. В соседней комнате зазвонил телефон, и Пам вышла. Легче легкого налить ей метадон в бокал.
– Звонил. Умберто. «Феррари» в деревне, той, что внизу. Стоит в мастерской, но забрать машину можно только завтра. Если хотите, он отвезет вас обратно, во Флоренцию.
Я покачала головой:
– Мне бы не хотелось доставлять вашим людям столько хлопот. Кроме того, завтра придется возвращаться за машиной. Я бы переночевала в Кастеллине. Вы знаете там какую-нибудь приличную гостиницу?
От выпитого Пам стала необычайно щедра:
– Оставайтесь у меня. Нет ничего проще! В доме полно места. У меня несколько комнат для гостей, а вот гостей почти не бывает. Честно сказать, мне опротивело ужинать в одиночестве. А в ресторан одна не очень-то сходишь: всюду осуждающие взгляды местных зануд. Вы доставите мне удовольствие.
А дамочка, однако, кривляка! Что она еще придумала, в Италии можно ходить одной в ресторан, все же
