личных вещей, за исключением плюшевого крокодила, не было. Ахим немного аккуратнее, чем Поль, заключила Аннетта, стараясь не смотреть в сторону широкой кровати.
– У тебя здесь очень мило, – сказала она. – Но я хотела бы вернуться к разговору о вашей матери. Сегодня утром я заговорила с ней об этом убийстве и не заметила никакого особого интереса с ее стороны. А ведь она должна была как-то отреагировать!
– Тебе так кажется, – ответил Ахим. – Она отлично умеет владеть собой. А после смерти отца разве она похожа на безутешную вдову?
– И все же я не могу в это поверить. И когда же вы их застали?
– В субботу перед Пасхой. Она лежала в постели, а он выжимал ей апельсиновый сок на кухне.
– Может, просто забрался к вам в дом.
– Не смеши меня, ты сама в это не веришь! Вор в папином купальном халате? Это был точно Хайко Зоммер, его фотографию напечатали в газетах. Да и вообще, про него поговаривали, что он мастер ухаживать за дамочками.
Аннетте пришлось признать поражение.
– Ваша то ли бесстрастная, то ли страстная мать остается для меня загадкой, – вздохнула она.
Ахим взял ее за руки:
– Малышка, ты очень милая, но безнадежно наивная. Мир, к сожалению, гораздо хуже, чем ты о нем думаешь.
Аннетта хотела возразить, что не такой уж она и ребенок, на пять лет старше его, но поцелуй помешал ей развить аргументацию и предотвратил возможное сопротивление.
И все же Аннетта повторяла как заклинание:
– Поль все-таки твой брат…
Ахим, занятый застежкой бюстгальтера, сказал:
– Да он, наверное, изменяет тебе уже много лет. Есть и еще кое-что, о чем ты не имеешь ни матейшего представления. Уж твоей преданности, видит Бог, Поль точно не заслуживает.
Когда на полу оказалась одежда Ахима, Аннетта избавилась и от сомнений морального порядка, и от своего ортопедического ошейника.
14. Траурный смокинг
Поль занялся в мансарде допотопным черно-белым телевизором. Обуреваемый исследовательским духом, он открутил заднюю крышку и ковырялся в телевизоре до тех пор, пока аппарат снова не начал показывать две программы. Когда он с большим интересом увлекся повествованием о том, как английский тюлень спас из воды немецкую овчарку, в дверь тихо постучали.
Аннетта колотила бы громче, подумал Поль. В комнату и в самом деле вошла мать.
– Прости, Жан-Поль, я помешала? Ты не мог бы спуститься в спальню? – спросила она и улыбнулась.
Поль покраснел как рак. Но не успел он устыдиться своих грязных мыслей, как она сообщила, что разбирает вещи в отцовском гардеробе. Завтра приедут из Красного Креста и заберут пару мешков. Некоторые вещи ей очень жаль отдавать. В ее словах была невысказанная просьба, и Поль отлично понимал – ей хотелось бы, чтобы пальто отца носили его сыновья.
Он послушно встал и пошел за матерью.
– А где, собственно, Аннетта? – спросил он.
– Наверное, легла, – ответила мама, решительно вторгаясь в глубину стенного шкафа. – Они с Ахимом довольно долго гуляли. Примерь-ка этот пиджак, – предложила она.
Он неохотно выполнил просьбу и посмотрел на себя в зеркало. К его ужасу, старый твидовый пиджак сидел на нем как влитой.
– Его папа купил в 1972 году в Глазго. Кожаные заплаты на локтях считались тогда особым шиком, материал просто вечный.
Приличия ради Поль согласился:
– Папа всегда обращал внимание на качество.
Чтобы избавить себя от всех дебатов, он дипломатично решил забрать все это барахло к себе домой, а уж там избавиться от него без помех.
Разбирая вещи, мать отложила в кучу, предназначенную для Красного Креста, и черный костюм.
– Постой! Но это же то, что нужно!
– Это смокинг, – назидательным тоном произнесла мать, – а вечерний костюм на похороны не надевают.
Поль тут же со злорадством сообщил, что Ахим уже взял напрокат именно для этого случая смокинг.
После его слов мать отказалась от своих предрассудков, столь же древних, сколь и неоправданных.
– По сути, Ахим абсолютно прав. С какой стати мы должны, как надутые мещане, трясти траурными нарядами? Я, наверное, буду вся в белом, как первые христиане. А люди пусть себе чешут языки! Надевайте что хотите, разрешаю! – Она погладила тонкую ткань. – Пиджак тебе наверняка впору, примерь брюки, – приказала она.
Поль как раз стоял перед матерью в трусах, когда вошел Ахим. На лице у него появилась коварная ухмылка.
– Ну и брюшко ты себе наел, – заметил младший.
– Ты как раз вовремя, – воскликнула мать. – Эти туфли почти как новые и могли бы тебе…
– Нет, спасибо, – отказался Ахим и, выходя из спальни, буркнул: – У вас просто какая-то навязчивая идея – выкинуть из дома все папины вещи!
Мать слегка обиженно возразила, что сделать это все равно необходимо.
В глубине души Поль считал, что брат прав, хотя сам предпочел бы сказать об этом другими словами. Ему говорили как-то, что близкие покойных с яростным отчаянием превращали их комнаты в «tabula rasa», отвлекаясь от своего горя с помощью генеральной уборки и решения организационных вопросов.
Мать, казалось, сама понимала, что ее спешка с разбором одежды сомнительна, но все же попыталась оправдаться еще раз:
– Вы оба скоро уедете, и мне уже не удастся выяснить ваше мнение.
Аннетта держала оборону в своей кровати. Если бы кто-нибудь вошел, она прикинулась бы мертвой. Но Поля, видимо, ни в малейшей степени не интересовало, как себя чувствует жена; он, похоже, вообще не заметил, что они с Ахимом куда-то уходили.
Сам черт ногу сломит в этой семейке! Ее муж готов произносить длинные речи, и при этом ограничивался лишь «да» или «нет», если дело касалось личных проблем, и замалчивал важнейшие факты. А можно ли доверять вкрадчивому Ахиму, который, напротив, легко разбалтывал все семейные тайны? У него предположительно имелась подружка, но на ночном столике не было никакой фотографии, которая бы подтвердила ее существование. Хотел ли он удавшейся наконец попыткой соблазнить невестку насолить брату? С другой стороны, в эти дни Ахим спал не в своей квартире, хотя для него это явно было бы удобнее. Уж не ради своей матери, подумала Аннетта польщенно.
Она и сама не знала, хорошо ей или плохо после этого короткого, бурного акта любви. Было и то и это. С одной стороны, она размышляла о том, как можно, не обращая внимания на время, наслаждаться любовью, с другой же стороны, не хотела рисковать во второй раз.
В дверь постучали, пришла свекровь.
– Детка, тебе нехорошо? – спросила она с таким сочувствием, что Аннетта не могла не приподняться в кровати.
– Я немного расклеилась, – пожаловалась она, – и очень устала. Наверное, выгляжу ужасно.
– Ну что ты, ты всегда выглядишь прелестно. Но быть может, перед похоронами стоит сходить к парикмахеру? Когда волосы в порядке, чувствуешь себя лучше.
Аннетте и в самом деле пока не удалось вымыть голову, на волосах все еще была запекшаяся кровь.
– Знаешь, я позвоню своему мастеру и договорюсь, чтобы тебе не пришлось ждать, – предложила свекровь.
Вернувшись, она сообщила:
