— Давайте дадим нашей бабуле отдохнуть. Она совсем измучена.
И все сверлят меня взглядами.
Я трясу головой. Ну нет, этот день я уж как-нибудь переживу.
— Да-а, кстати, о бабушках. Регина, вот ты сейчас удивишься! — Я открываю альбом с семейными фотографиями. К сожалению, сохранился только один снимок родителей Хуго — на Идиной свадьбе.
Феликс, Хуго и Регина потрясены. Моя дочь как две капли воды похожа на свою свежеиспеченную бабушку, которая на карточке как раз в таком же возрасте.
Тут Хуго совсем размяк.
— Ой, дочка! — В порыве нежности он обнимает Регину за плечи.
А она трясущимися руками все протирает свои очки. Феликса ждет Сузи, поэтому он пытается поскорее отправить меня спать.
— Ох, да иди уж, — говорит его мать, — только машину мою оставь.
Феликс всех обнимает на прощание и исчезает. Представляю, как он сейчас будет расписывать Сузи во всех подробностях сцену воссоединения семейства.
Я убрала бы альбом подальше, но Хуго залюбовался свадебным снимком и не выпускает его из рук.
— А тебя почему нет, кстати? А, Шарлотта?
— Потому что я болела, чуть не умирала, — отвечаю я и вырываю у него фотографию.
Беременная Ида выглядит потрясающе, этого у нее не отнимешь.
Регина листает альбом и все шепчет:
— Толстый, тонкий, толстый, тонкий.
О чем это она? Оказывается, все члены нашего обширного семейства пошли либо в коренастого, упитанного, плотного отца, либо в худенькую, изящную маму.
Кажется, Регина демонстрирует свои профессиональные навыки, притом запросто, без церемоний. На Хуго это производит впечатление, но когда очередь доходит до его толстой законной дочери, его это задевает.
— Ты Хайдемари уже сообщила, что у меня еще одна дочка есть? — с опаской спрашивает он. — Она была так привязана к Иде. Мне кажется, сейчас не лучший момент…
Спокойствие, только спокойствие, ничего я ей не говорила. Побережем ее пока что.
— А Ульрих уже знает? — нервничает Регина.
Да нет, не знает он ничего. Сегодня я устроила премьеру своего шоу только для них.
У Регины лихорадочно блестят глаза. Она тоже, кажется, собирается нас покинуть. Побежит звонить брату в Гейдельберг и Веронике в Лос-Анджелес. Хотя я бы предпочла сама сообщить новость моим детям.
Регина замечает, что я уже в полном изнеможении.
— Ладно, отвезу дядю Хуго, вернее, теперь уже папу Хуго, в гостиницу, перекушу и утром приеду к тебе опять. Сегодня, слава Богу, только суббота.
Ну, наконец-то все убрала, навела порядок. Лежу в кровати и слушаю ночную тишину, а сердце колотится, просто из груди выскакивает. Поздно уже, но Хуго, наверное, в гостиничном номере тоже не спит. Регина обзванивает всех, а Феликс уже более-менее пришел в себя. Вряд ли он сильно переживает оттого, что его дедом оказался не какой-то дядя Антон, а совсем другой дядя Хуго. Развод своих родителей мальчик перенес гораздо тяжелее, даже и сравнивать нечего.
Все мои дети называли Антона «дядей», даже Регина, которая считала его своим отцом. Да уж, тяжелые настали для нас времена, когда Антона выписали из больницы. Стоя на протезе, делать массаж он уже не мог. А когда сидел, ему не хватало сил, чтобы массировать тугие мышцы. Так что скоро у него осталось лишь несколько верных пациентов, которые были довольны и теми слабыми потираниями, что у него теперь получались. Денег не хватало, мне пришлось работать и дальше.
Регине было восемь лет, когда Антон умер от воспаления легких. Его смерть дочку так потрясла, что с тех пор она стала часто болеть и сильно отстала в школе. Вот тогда, наверное, я была просто обязана познакомить эту болезненную девочку с ее родным отцом. Но я испугалась: а вдруг Хуго ее не признает, не захочет? И Ида, она больна, а я причиню ей такую боль, у нее и так жизнь не из легких.
Что меня злит больше всего, так это моя же собственная болтливость. Ну вот зачем, спрашивается, дернула меня нелегкая рассказывать Регине, что я после ее рождения встречалась с Хуго? Ну соврала бы, что была верна дяде Антону, она бы хоть не так переживала. Ну что я за дура!
«Да что уж теперь, ничего ведь не изменишь, — утешает меня Хульда, — ты спи лучше. А завтра будет новый день».
Она права, но во сне ко мне приходят мои дети. Вот она, вечная вина всех матерей перед своими отпрысками, никуда от нее не убежишь. Может, другая женщина была бы моим детям лучшей матерью? Не знаю. Вероника упорхнула из родительского дома слишком рано, Ульрих долгое время жил одиноким заумным холостяком, а Регине, моей младшенькой, мамочкиной ягодке, нужен был хороший отец.
Я засыпаю только к пяти утра. В десять меня будит телефон. «Пожилому господину в гостинице нездоровится, — сообщает встревоженный голос, — поэтому он еще некоторое время останется в отеле». Завтрак ему, разумеется, как всегда, подадут в номер, а меня просят не слишком волноваться.
Следующим звонит Ульрих. Давненько сынок меня не проведывал.
— Мам, мы скоро к тебе заедем.
Ого, ко мне целая компания собирается. Кто это «мы»?
— Только я и Эвелина. Фридриха с Корой сейчас нет в Германии.
Понятное дело, молодежь нынче крылатая, разлетелись все, разве их удержишь?
Мой сын с женой живут недалеко от меня, но они всегда так заняты! Должно быть, Регина их хорошенько встряхнула.
— Ульрих, — робко отзываюсь я, — Ульрих, это твоя невменяемая сестрица тебя так накрутила? Не надо специально приезжать, ничего же не случилось, я, как всегда, и сама справлюсь, если что.
Он моих возражений не слышит.
— Мы тебе «Кьянти» классическое привезем, пока, до скорого!
Ага, вспомнил, что я десертные вина люблю. Обычно ему до этого и дела нет.
Первой появляется Регина. Выглядит неважно, спала плохо. Видит таблетки Хуго и недовольно ворчит:
— Гипертонию надо лечить так, как врач прописал, а он, судя по всему, уже бог знает сколько раз лекарство не принимал, вчера вечером и сегодня утром уж точно.
Вина моя велика есть, но могла ли я помнить в такой волнующий момент о каких-то пилюлях?
Регина берется за уборку, хотя я вроде все прибрала. А, понимаю, кажется, она слегка ревнует к своей сестре Хайдемари. Уж не решила ли моя младшенькая взять меня под свою опеку, как дочка Хуго своего родителя?
— Ты перекусила в отеле? Вкусно было? — Я всеми силами перевожу разговор на вчерашние события.
— Да при чем тут еда? Не это важно! — сердится Регина. — Я все не пойму, зачем ты столько ждала? Надо было меня с моим замечательным папулей познакомить гораздо раньше.
У-у-у, вот оно что, так я и знала! Теперь вот он у нее замечательный, а я — черт знает что. Обидно, между прочим. Я снова пытаюсь объяснить дочери мое тогдашнее положение.
Мы ругаемся, обнимаемся, плачем, хохочем. И скоро обе в полном изнеможении.
Вероника звонит.
— Хеллоу, мамми!
Ульрих и Регина всю жизнь зовут меня просто «мама».
