Мы не можем понять, как возможно притязать, чтобы свободному государству, такому как наша республика, свободная от рождения и как таковая милостью Божьей просуществовавшая 1200 лет, не позволялось бы принимать те меры, которые оно считает необходимыми для защиты государства, когда они никоим образом не причиняют вреда правлению других государей.
Примерно в двухстах ярдах от моста Риальто, на восточной стороне Большого канала, принижая соседние здания, находящиеся на каждой из сторон канала, возвышается громада палаццо Гримани. Начатое Микеле Санмикели в 1556 году, это здание никоим образом не является самым прекраснейшим из дворцов Венеции, но по размерам и масштабу, а также благодаря исключительному великолепию фасада в стиле высокого Возрождения оно, без сомнения, одно из наиболее впечатляющих. Из-под огромных свай дворца его владелец, Марино Гримани, — восемьдесят седьмой дож Венеции,[272] во время правления которого республика вошла в XVII век, — 26 апреля 1595 года отправился по воде на церемонию своего возведения на престол.
Как видно из его образа жизни. Марино Гримани был одним из богатейших людей Венеции. Богачи, будучи щедрыми, всегда становились популярными дожами; и хотя избрание Гримани было исключительно затянувшимся и потребовало семидесяти одного голосования в течение трех с половиной недель, народ воспринял его с большим ликованием. Люди не были разочарованы: в отличие от своего предшественника, новый дож во время своей церемониальной процессии вокруг пьяццы Сан-Марко буквально забросал их золотыми монетами, его жена и сыновья в то же самое время бросали монеты полными горстями из окон своего дворца. Последовали обычные цветистые речи, одну из которых, согласно записям, произнес некий Дионизо Лаццари, шести лет от роду. Всем беднякам города раздавали бесплатный хлеб и вино в неограниченном количестве. Неудивительно, что праздник продолжался далеко за полночь.
Но даже эта расточительность померкла по сравнению с той суммой, которую Гримани потратил два года спустя — время, необходимое для соответствующих приготовлений, — на коронацию своей жены. Оказание такой высокой чести было в Венеции редкостью; прежде она была оказана всего дважды: супруге Паскуале Малипьеро в 1457 году и супруге Лоренцо Приули в 1556 году. Однако ни одна из прошлых церемоний не могла сравниться по великолепию с той, что прошла в мае 1597 года. Сначала догаресса, одетая в золотую парчу, в сопровождении более чем 200 дам в роскошных платьях, специально сшитых для этого случая, была официально препровождена в собор на благодарственный молебен, после которого она поднялась на балкон своего дворца, чтобы наблюдать за грандиозной процессией всех девятнадцати гильдий города. Затем последовал роскошнейший пир в зале Большого совета. Торжества продолжались три дня; еще больше пиров, еще больше процессий, танцующих при свете факелов на пьяцце Сан-Марко и на наплавных мостах на Большом канале, и даже военно-морской парад, закончившийся регатой, который был немного омрачен непогодой и в котором участвовали корабли из Англии, Голландии и Фландрии. Было подарено множество дорогих подарков, догаресса раздавала особые монеты со своим изображением и, среди прочего, получила золотую розу от папы Климента VIII.
Вскоре, однако, папа показал себя в другом свете, причинив дожу Гримани и его подданным немало беспокойства. Кризис начался со смерти Алонсо, герцога Феррарского. случившейся незадолго до того. Не имея собственных сыновей, герцог сделал наследником своего кузена, дона Чезаре д'Эсте; но папа отказался признать законность этого наследования на том основании, что дон Чезаре, хотя и был позднее признан, но родился вне брака. Папа утверждал, что теперь герцогство должно вернуться к церкви. Неудивительно, что новый герцог энергично оспаривал это требование, вследствие чего папа направил армию под командованием одного из своих наиболее воинственных кардиналов, чтобы захватить Феррару силой, одновременно послав за помощью в Венецию.
Здесь заключалась проблема. Герцоги Феррарские не были достаточно сильны, чтобы причинить Венеции какие-либо серьезные неприятности, но могущественный папа у самых границ, контролирующий крайне важную дельту реки По, — совсем другое дело. С другой стороны, если бы республика последовала своему чутью, сохранила свой теперешний нейтралитет и отказала Клименту в военной помощи, он вполне мог обратить оружие против нее самой; Испания, всегда бдительно выжидающая возможности разделаться с Венецией, тут же выступила бы на стороне папы, и последующая война могла бы иметь еще более опасные последствия. Республика решила дать уклончивый ответ, указав посланнику папы, что первой необходимостью всегда был мир в Италии и что проблемы вроде той, что возникла сейчас, всегда предпочтительнее решать с помощью переговоров, нежели силы. Если необходимо посредничество, Венеция будет счастлива предложить свои услуги.
Ситуация быстро разрешилась сама собой. В январе 1598 года, прежде чем Венеции пришлось бы прийти к определенному решению вмешаться, дон Чезаре — его боевой дух был подорван известием, что папа отлучил его от церкви — сдался папским силам, согласившись уступить Феррару и всю территорию герцогства в обмен на возвращение в лоно церкви и одну или две небольшие уступки, которые практически ничего не стоили бы Клименту. Очень обрадованный успехом, папа лично прибыл, чтобы вступить во владение своей новой провинцией, и триумфально вступил в Феррару, куда Венеция, вынужденная содействовать неизбежному, отправила четырех послов принести папе поздравления.
К несчастью, разногласия с папой на этом не закончились; на самом деле проблемы только начинались. Сначала Климент предпринял новые попытки уменьшить контроль республики над местным духовенством; затем он выразил протест, когда Венеция наняла некоего Марко Шарра, отлученного от церкви, для борьбы с ускоками; далее последовал конфликт по поводу границ и навигации на реке По; затем папа возмутился, когда Венеция собралась обложить духовенство Бреши, наравне с обычными горожанами, налогом на восстановление крепостных укреплений; и в 1600 году последовал новый, еще более серьезный конфликт, и снова по поводу юрисдикции. На этот раз дело касалось небольшого городка Ченеда,[273] который, хотя и принадлежал Венеции последние двести лет, фактически находился под управлением местного епископа с раннего Средневековья — обстоятельство, которое подтолкнуло папу послать епископу Ченеды предупреждающее письмо, в котором он отвергал власть Венеции и требовал, чтобы все апелляции в будущем отправлялись в Рим, под угрозой отлучения от церкви. В последующем споре Венеция, полагая, что затронут важный принципиальный вопрос, не уступила ни пяди. Климент понял, что просчитался, и частично уступил, но это дело явилось первым ударом грома, предвещая в будущем гораздо более яростную бурю. Если бы только республика могла об этом знать…
В начале XVII века уже не вызывало сомнений, что религиозная терпимость Венеции становилась все более неприемлемой для Рима. Это ухудшение положения было на совести Рима, но не Венеции. С распространением Реформации по Европе и, в частности, с обнародованием в 1598 году Нантского эдикта, в котором Генрих IV подтвердил наихудшие подозрения папы, предоставив французским протестантам свободу вероисповедания и равные политические права с католиками, Рим постоянно усиливал давление, чтобы заставить католические правительства подчиниться папскому контролю. Венеция отказалась покориться. Занимая такую позицию, она не считала себя виновной в неподчинении главе церкви. Как рассуждал дож, когда его обвинили в кальвинизме: «Что значит кальвинист? Мы такие же добрые христиане, как и сам папа, и умрем христианами, нравится это кому-то или нет».
Проблема была в том, что вопрос, который папа называл духовным, Венеция считала исключительно политическим. Республика чтила католические доктрины; с другой стороны, она не могла рисковать политической независимостью, которая была для нее священной. Кроме того, будучи космополитическим городом, само существование которого основывалось на международной торговле, как могла республика подвергать дискриминации еретиков в большей степени, чем ранее иноверцев?
Хотя Климент VIII не прекращал интриговать, Венеция одержала несколько побед. Ченеда была одной из них; другая относилась к 1596 году, когда специальный конкордат фактически предоставил венецианским книгопродавцам и печатникам право при определенных условиях работать с книгами, входящими в Index Expurgatorius (особое издание, публикующее списки книг, подлежащих исправлению). (В конечном счете они пользовались этим правом очень редко, но такой прецендент, по крайней мере, имел место.) Республика, не обращая внимания на протесты папы, позволила протестантским купцам и ремесленникам из швейцарского кантона Грисонс обосноваться на ее территории. Она также стойко защищала свободу вероисповедания иностранных дипломатов. Когда в 1604 году Венецию упрекали за разрешение сэру Генри Уоттону ввозить
