Капитан, занырнув в управление, скоро поехал домой, но перед тем позвонил Коннерсу, предупредить, что обязательно будет, и что явится сытым — неловко чрезмерно пользоваться чужим гостеприимством.
Он надиктовал сообщение автоответчику, положил трубку, однако не оторвал от нее руки… нечто, отъединенное в его сознании, но реально бывшее вместе, захотело встать рядом.
Рука давила на телефонную трубку, а состояние близости исчезало.
Письмо, не написанное Ванлейну?.. Нет, что-то другое.
Дункан выпрямился и отпустил руку.
Однако что же произошло минуту назад?
В мыслях не было ничего особенного, когда он наговаривал автоответчику… вот опять, словно из темноты захотел появиться лучик…
Разговор с капитаном продлился еще полчаса — сначала рассказывал он, потом, вспоминая, Лиза уточняла детали, способные хоть как-то относиться к этому странному делу. Оно и кажется ей таким — «странным», однако вовсе не сумасбродным, и она сразу успокоила на этот счет капитана.
Позже на ум пришел прочитанный в детстве исторический эпизод. Где-то в европейских морях испытывали не известную еще радиосвязь, сигнал передавался с одного корабля на другой. В военной комиссии присутствовал, в том числе, старый адмирал, начинавший юнгой еще на парусном флоте. И когда корабль у горизонта ответил на полученный радиосигнал выстрелом, «морской волк» свалился в обмороке — свершившееся ударило по сознанию, не допускавшему ждать серьезного от небольшой коробки и каких-то жалких металлических проводков. Аналогия показалась ей к месту. Тем более что тот примитивный радиоаппарат в сравнение не идет с современной тонкочувствительной техникой, а работа человеческого мозга, сплошь построенная на электромагнитных взаимодействиях… Почему она не может быть записана, как научились записывать изображение или звук, а потом передана на другой носитель?
Никакой мистики.
Хотя есть убийство.
Субботний вечер может дать больше информации, чем вся неделя, и Лиза вполне настроилась на «ночную охоту», однако уже готовая к выходу присела на стул — захотелось еще раз просмотреть портретную галерею: Алекс, Герда, Эдди, Уильям. И во время просмотра важно зафиксировать все значимые детали. Значимые в том смысле, что враг не может быть идеальным и где-нибудь допустит просчет.
Алекс: сильный, ловкий, очень быстро ориентируется, но при этом не пытается верховодить, дружелюбно относится к несколько неуклюжему Уильяму и слабенькому Эдди, недолюбливает сестру… Или делает вид, что недолюбливает? Почему она так подумала? Да, в его снисходительности к двум другим мальчикам, пожалуй, есть что-то более взрослое, а с сестрой он часто ведет себя на уровне примитивных капризов. У Алекса хороший музыкальный слух. Впрочем, у его сестры тоже.
Герда: очень ловкая — играя в футбол, лучше прочих владеет обманным маневром, сообразительна, отличная память, отличный музыкальный слух, но к самой музыке равнодушна; явный лидер, однако не пытается утверждать свое превосходство всеми средствами — оно у нее как бы внутри. Один раз Лиза поймала ее пристальный взгляд, показавшийся очень не детским. Что еще?.. У нее самые теплые отношения с собакой, которая, кажется, недолюбливает и Уильяма, и Эдди.
Эдди: физически слабоват, но бодрый и с хорошим настроением; немного нервный, от желания быстрее понять чужие слова бывает немного смешным, впрочем, не обижается, когда другие смеются; плохой музыкальный слух… Или очень умелое его искажение? Однако зачем идти на подобные тонкие хитрости — почему Джино вообще должен подозревать, что его разоблачают?
Уильям: немного неуклюжий, плотный, сильный ребенок; стеснительный, скрывает музыкальный слух, а в целом — очень темная лошадка.
Кто из них мог подняться вверх на площадку?
Любой. А проще всего было как раз Уильяму, ведь остальные прятались от него.
Если Алекс в тот день пользовался шахтой лифта, он, как минимум, был свидетелем происшедшего, но Алекс заявил, что никогда не делал в игре этот нечестный ход.
Герда, Эдди тоже могли прошмыгнуть вверх на площадку.
А столкнуть хватило бы силы у каждого, лишь бы мистер Ванлейн начал рассматривать что-то внизу за карнизом.
Все вполне реально.
Кроме маленького пустячка: зачем Джино потребовалось убивать? Что ему с этого в шкуре незащищенного ребенка?
И капитан не может назвать причину.
Коннерс обрадовался капитану, неуклюже взял коробку с пирожными и начал смешивать «спасибо» с «зачем», а Дункану отчетливо представилось, как хозяин сидит очередным вечером один в гостиной напротив фотографии на стене, виски смягчает боль, которую он сам удерживает, боясь потерять связь с человеком, через боль она остается явью.
Христос тоже хотел породнить людей болью?
— Проходите в гостиную, коллега.
— Знаете что, расположимся лучше на кухне, там все под рукой, и курить мне гораздо удобней.
Хозяин не возразил, и показалось, в его глазах промелькнуло маленькое облегчение.
— Как скажете, дорогой, — он приглашающим жестом пропустил гостя вперед.
Кухня у старого полицейского отличалась тем хозяйственным бытом, которого у Дункана и в помине не было — полно всякой утвари, коробочек с приправами штук двадцать, цветные полотенца, салфеточки…
— С чьих новостей начнем? — хозяин поспешил запустить чайник.
— Давайте с моих.
Главной новостью Дункана, разумеется, было согласие Лизы на работу, так сказать, в новых условиях.
Капитан начал рассказывать.
Коннерс слушал, почти замерев у плиты, а в конце радостно щелкнул пальцами.
— Отнеслась, говорите, без всякого предубеждения?
— На удивленье спокойно.
— Замечательно! Это ведь тоже своего рода тест — здравомыслящая девушка-полицейский психологически не отшатнулась.
— При том, что я не рассказывал ей про Тибетское евангелие.
— Да, как ваше собственное впечатление?
— Впечатления разные, — Дункан подумал, с чего бы начать. — Прежде всего, я не смог представить себе ни одной разумной мотивировки для фабрикации такого документа.
— Именно-именно, дорогой. Если бы в этот глухой монастырь не попал в конце девятнадцатого века русский путешественник, который, кстати сказать, ничего подобного на Тибете и не искал, если бы он не сломал там ногу, вынужденный на пару месяцев задержаться, этот документ, весьма вероятно, до сих пор оставался бы неизвестным. Кто же так забрасывает «дезу»?
— Сломал ногу?
— Да, иначе бы так и пропутешествовал мимо.
— Еще я проконсультировался у дочери, оказывается, исторические источники совсем иначе характеризуют этого римского наместника, и Тибетское евангелие в этом смысле дает схожее описание.
Коннерс покивал головой:
— К тому же, римская оккупационная система в принципе не допускала никаких пререканий, и первосвященник в Израиле назначался именно прокуратором — ему бы, Каифе этому, и в голову не пришло возражать Пилату, пожелай тот освободить Иисуса. Однако хотя Пилат в этой истории ничтожная мелочь, наш любезнейший пастор прав — нельзя трогать даже мелочи в религиозной картине мира, простые умы, мой друг, плохо отличают главное от пустяков.
Чайник объявил о своей готовности тоненьким голоском, однако хозяин, о чем-то задумавшись, не
