направился к только что прибывшему товарняку.
Десяток мужиков средних лет с приличной внешностью, но в потрепанной ханыжной одежде побросали сигареты и послушно направились за ним. Их лица не выразили восторга от перспективы премии. Через пять минут уже вовсю кипела работа. Ящики с водкой аккуратно грузились на электрокары и убывали в неизвестном направлении. Живая цепочка действовала быстро, но без излишней спешки. Мужики работали слаженно. Каждый на своем месте делал свое дело, и через два часа работа уже близилась к концу. К Хорьку сзади подошел молодой человек с дегенеративной внешностью и толстой золотой цепочкой на шее и хлопнул «десятника» по спине:
— Порядок, — не оборачиваясь, кинул Хорек, — Грузчики на конвейере. Свое дело знают.
«Грузчиками» в депо называли бригаду из десяти кадровых офицеров Главного разведывательного управления Генерального штаба, сокращенно ГРУ. Получая мизерную зарплату раз в три месяца, офицеры, дабы семьи не сдохли с голоду, по ночам разгружали товарняки на Курском вокзале, а после разгрузки успевали часика два поспать, прежде чем отправиться на службу. Работодатели относились к ним с уважением, ценили их за старательность и организованность и старались поставить на разгрузку с таким расчетом, чтобы «грузчики» успевали добраться до дома не позднее четырех часов утра.
В эту ночь, разгрузив два вагона с водкой и получив причитавшийся им денежный гонорар в размере пятисот рублей плюс премию в пять бутылок фальшивой «Смирновской», офицеры не разбежались по домам как обычно; а расположились на скамье в скверике неподалеку от вокзала. Вареная колбаса, нарезанная толстыми ломтями, и куски черного хлеба были разложены на газетке. Бумажные стаканчики выстроились в ряд. Офицеры никогда не пили «из горла», как лучшие представители рабочего класса. Забулькала водка. Мужики подняли стаканы.
— Помянем, — хриплым голосом сказал один. Опрокинули, не чокаясь.
— Скоро все там будем, — задумчиво жуя бутерброд, сказал самый младший член бригады, мужик лет тридцати.
— Ну уж нет. Я, как Юрка, драпать не намерен. Еще побарахтаемся, — возразил мужик богатырского телосложения с пшеничными волосами.
— Поспешил Юрка, — пробасил мужик с тоненькими усиками и стальным взглядом серых глаз. — А главное, без всякой пользы ушел.
«Грузчики» поминали своего товарища. Юрий Муравьев, общий любимец, «рубаха парень», готовый всегда броситься на помощь первому встречному, весельчак, заражавший своим неиссякаемым юмором окружающих, уже несколько часов покоился на Химкинском кладбище. Офицеры знали со слов его жены, как это все случилось.
Семья Муравьевых состояла из шести полноправных членов: Юрия Николаевича с женой, трех сыновей да дога Петьки. Несмотря на «зверскую» породу, Петька был на редкость ласковым существом. Зверел он только тогда, когда в качестве десерта получал кость, которую тут же уносил в угол комнаты и с наслаждением грыз. В эти минуты к псу подходить было нельзя даже главе семьи, которого Петька почитал за хозяина и любил больше всех. Однажды Муравьев в шутку приблизился к собаке, лежавшей в своем углу с костью, и сказал: «Отдай». Ответом на это приказание был такой оскал и рык, что Юрий Николаевич струсил не на шутку и больше не «посягал» на собачью святыню.
С наступлением демократии семья Муравьевых зажила впроголодь, но Петька, любимец хозяина, исправно получал свои кости. Однажды он заболел, и Муравьевы, продав все, что только можно было, включая обручальные кольца, наняли лучшего в Москве ветеринара, с помощью которого выходили собаку. Петька словно чувствовал, на какие жертвы шел ради него хозяин. Он подходил к Муравьеву, сидевшему по вечерам в стареньком кресле, и, вздыхая, клал ему голову на колени, стараясь прижаться как можно теснее. Зимой девяносто шестого, когда Муравьев несколько месяцев не получал денежное довольствие и семья жила на мизерную зарплату его жены, работавшей библиотекарем в военной академии, случилось страшное.
Старшего сына Юрия Николаевича сильно избили, когда пацан вступился за старика, подвергшегося ограблению. Серьезное повреждение позвоночника требовало немедленной операции, в противном случае двадцатилетнему парню грозил паралич. Операция оценивалась в три тысячи долларов — для семейства Муравьевых деньги неподъемные. Юрий Николаевич метался по всем друзьям, таким же нищим, как и он сам, собирая по копейкам необходимую сумму. Оставалось совсем немного. И тогда на семейном совете было принято решение продать Петьку. В тот вечер Муравьев пришел домой серый от бешенства и отчаяния. Петька в своем углу грыз кость. Не обращая ни на кого внимания, Юрий Николаевич прошел в свою комнату и бухнулся в кресло. Так он и сидел в какой-то прострации, устремив пустой взгляд в стенку. Пес подошел к нему, но Муравьев не мог смотреть на друга, которого он завтра должен был продать, чтобы спасти сына. Петька постоял несколько минут, потом вздохнул и поплелся из комнаты, опустив голову и поджав хвост. Муравьев посмотрел на пол. У его ног в луже собачьих слюней лежала кость.
На следующее утро он отвез собаку на Птичий рынок. Словно все понимая, Петька уходил с новым хозяином не оборачиваясь, низко опустив голову. Муравьев шел метрах в двадцати до самой машины, на заднее сиденье которой усадили его друга. Машина уехала, а он еще долго стоял, глядя куда-то в пространство.
Придя домой, он выложил деньги на обеденный стол, а потом умер от обширного инфаркта.
В прошлом году были зафиксированы факты самоубийства офицеров. Причина одна — нищета. Вот у нас подполковник из одного НИИ — задержка в зарплате, жена больная раком, детей кормить нечем. Пытался повеситься, не получилось. Взял нож и всадил себе в сердце.
Офицеры налили еще по одной.
— И как ты собираешься барахтаться? — насмешливо спросил товарища подполковник Родионов. — В генералы пробиваться? Им вроде бы неплохо живется в стране победившей демократии. Или свой банк открыть?
Этот вопрос поставил богатыря в тупик. Складывалось впечатление, что он впервые задумался о перспективах на будущее. Не найдя что ответить, он только пожал плечами, но Родионов не отставал.
— Не слышу. Так как ты собираешься барахтаться? Как вы все собираетесь барахтаться? — Черные глаза Родионова, напоминающие дульные срезы пистолета, сверлили насквозь.
Он переводил их с одного на другого, и все невольно опускали взгляд в землю или отводили в сторону. В компании товарищей, до сих пор державшихся на равных, внезапно образовался лидер. «Как просто, — подумал подполковник, — жесткий голос, пристальный взгляд и все машинально вытягиваются по стойке „смирно“». Он не знал, что предложить и чем заполнить душевный вакуум своих товарищей, но понимал, что в его распоряжении секунды. Если он не сможет предложить нечто такое, что повело бы всех в одном русле, то внезапно появившийся лидер так же внезапно исчезнет и группа единомышленников вновь превратится в бригаду «грузчиков», разгружающую вагоны с водкой. Установилась долгая пауза. У каждого подспудно было желание и готовность действовать.
Наконец один из «грузчиков» не выдержал. Он раздраженно посмотрел на Родионова и буркнул:
— Ты бодягу не разводи. Если есть серьезные предложения, то говори.
Родионов, не торопясь, разлил по стаканчикам водку и, когда все выпили, сказал жестким голосом:
— Ну что ж. Давайте поговорим серьезно.
В прошлом году у нас был случай, когда прапорщик, у которого было шестеро детей, украл гранатомет «Муха». Я его допрашивал, он мне сказал: «Дети голодают, вот я и продал гранатомет бандитам».
