В Крийоне они пошли прямо в комнату. Зелеев отпер дверь, открыл сумку и поставил скульптуру на инкрустированный стол из красного дерева, поближе к окну, чтобы солнечный свет, падал на нее, заставляя мерцать.
– Enfin,[102] – сказал он. – Наконец, и в подходящей оправе.
Он швырнул ей старую пижаму.
– Твоего отца – может, ты хочешь ее сохранить. Он пошел в ванную комнату, и Мадлен услышала, как он моет руки. Он вернулся, все еще вытирая их с брезгливой тщательностью турецким полотенцем. – Ты знаешь, ma chere, колонны при входе в отель были сделаны вашим однофамильцем, Жак-Энжем Габриэлом? Это всегда был мой любимый отель в Париже – и близко к Максиму.
– Константин?
– Qui, ma chere?
– Наконец она ваша.
– Что верно, то верно.
– А что теперь?
Он отнес полотенце в ванную, вернулся и встал перед ней.
Его по-прежнему яркие рыжие волосы блестели в лучах солнца, лившихся из окна, но лицо его было в тени.
– У тебя есть последний шанс, – сказал он.
– Какой? – спросила она тихо.
– Разводись с Тайлером. Выходи замуж за меня. Он сделал паузу, и голос его дрогнул.
– Я дам тебе все. Я буду любить и обожать тебя всю оставшуюся жизнь.
Ее ответ был быстрым и резким, без секунды колебания.
– Я лучше умру.
Он отвернулся, резко, словно она дала ему пощечину, и солнце ударило ему в лицо. И Мадлен смотрела, как последние остатки его любви к ней тают, растворяются в маске ненависти. И она поняла, что он собирается ее убить.
17
Уйдя от Мадлен около одиннадцати прошлым вечером, Гидеон быстро проехался по Манхэттену, связываясь с теми, кто, как он надеялся, могли слышать хоть что-то, что может стать важным. Даже самые отъявленные забулдыги могли оказаться полезными, когда дело касалось похищения ребенка – но на этот раз ему не удалось выудить ни крупицы информации. Тогда он стал действовать наугад, объезжая аэропорты, вокзалы и основные остановки междугородних автобусов в надежде, что кто-нибудь видел человека с шестилетним мальчиком с голубыми глазами. Потом он поменял тактику и стал проверять все лучшие отели города, чтобы определить местонахождение отчима Мадлен. Потребовался всего час, чтобы выяснить – Стефан Джулиус уехал, чтоб успеть на вечерний рейс самолета через несколько часов после того, как встречался с Мадди и Руди. Это исключало его из числа подозреваемых – если только он не нанял кого-нибудь себе в помощь, и в этом случае искать нужно будет неизвестно кого.
А потом Гидеону пришло в голову, что Константин Зелеев мог бы лучше других подсказать, кто мог знать о скульптуре или – как он сам обронил, выпив лишнего – хотеть ее настолько, что способен из-за нее убить или похитить ребенка.
Он пытался дозвониться до него всю ночь, но никто не отвечал, и тогда, около восьми утра Гидеон поехал к нему на Риверсайд Драйв и, позвонив в дверь, узнал от соседа, что Зелеев совсем недавно ушел.
– А вы уверены? Я всю ночь звонил…
– Уверен? По-вашему, я что, похож на слепого?
– Нет, сэр, – Гидеон помолчал. – Он был один?
– Совсем один.
– Могу я воспользоваться вашим телефоном?
– Интересно, наш дом похож на почтовое отделение?
– Но это действительно срочно, сэр.
– Тогда воспользуйтесь платным таксофоном. Дверь захлопнулась у него перед носом, и откуда-то из недр дома гавкнула собака. Гидеон заехал за угол, ища телефонную будку, когда первый укол тревоги заставил его похолодеть, волосы на затылке зашевелились от страха.
Он нашел телефон и позвонил Мадди. После того, как ему никто не ответил, он испугался уже в полную силу. Он попытался позвонить Руди домой и, не дозвонившись, стал рыться в телефонной книге, пока не нашел Цюрихский Грюндли Банк, и набрал номер Руди. Руди только что уселся за свой стол.
– Что стряслось?
– Быстро поезжай к Мадди – немедленно.
– Да что случилось?
Гидеон ему рассказал.
– Господи! – воскликнул Руди. – Уже выезжаю.
– И позвони в полицию.
Гидеон не вскрывал замок уже тыщу лет, но это искусство не так-то просто забывается. Первое, что он увидел, была пишущая машинка «ремингтон» на письменном с раскрытыми ящиками столе русского.
– Валентин! – позвал он. – Ты здесь?
Голос был тихим и испуганным.
– Гидеон?
– Где ты?
– В ванной.
Дверь была заперта, и ключа в замке не было.
– Отойди от двери и закрой лицо, – прокричал Гидеон. – Я ее сейчас вышибу.
– Вот будет здорово.
Гидеон позволил себе слабую улыбку и врезался в дверь. Валентин скорчился в углу, под раковиной, прижимая к себе Дасти.
– Он отрезал ей полуха, – сказал Валентин, готовый вот-вот разреветься.
– С тобой все в порядке? Дай мне ее, – Гидеон взял таксу в левую руку и поднял мальчика с пола правой рукой. Валентин тесно прижался к нему.
– Он тебе сделал больно?
Валентин покачал головой.
– Ты уверен? Дай посмотрю. – Гидеон отодвинул его на расстояние вытянутой руки. – О'кей, отлично. А теперь ты можешь мне рассказать, что случилось?
– Поехали домой, пожалуйста.
– Сейчас, сейчас, Вэл – сначала расскажи. Личико ребенка было заплаканным и усталым, но в глазах было облегчение.
– Я был дома, в постели вчера, и пришел Константин. Он дал мне пушистого тигра – я вытащил его из коробки там, на коврике – а потом он и Джен пошли варить кофе…
– А потом?
– Потом он вышел из кухни и сказал мне, что нашел Дасти, и что он позвонил маме в Лила, и она разрешила мне поехать с ним. И я поехал.
– Конечно.
Гидеон вывел его из ванной, усадил на диван и посадил все еще дрожавшую таксу к себе на колени.
– Что он сказал про Дасти?
– Он сказал, что нашел ее в парке, недалеко от того места, где мы ее потеряли. Но я понял, что он врет. Я спросил у него про ухо, а он ответил, что наверно это из-за драки с какой-нибудь собакой. Когда я пришел, Дасти была так рада мне, но она скулила и выла, как сумасшедшая, когда мимо нее проходил Константин. А ведь Дасти никогда не рычит, правда?
– А когда он запер вас в ванной?
– После того, как я спросил – когда мы поедем домой? Он сказал, что мы должны остаться здесь на
