веке нашей эры в судьбах рабов можно заметить значительное улучшение. Военнопленных становилось все меньше, раб становился все дороже. Рабовладельцы пришли к выводу, что, чем лучше со своей собственностью обходиться, тем большей от раба будет польза и выгода. Опять же, возрос и моральный уровень общества, все чаще люди стали пользоваться понятием справедливости. Греческая образованность смягчала древнеримскую суровость. Теперь уже жестокость была ограничена: хозяин уже не мог продавать раба в цирк исключительно из собственного каприза, раб получил определенные права собственности, он уже мог получать вознаграждение в качестве поощрения; даже были признаны определенные формы брака между рабами. Многочисленные виды обработки земли не годятся для массового производства или же требуют большего числа работников только лишь в определенное время года. Там, где подобные условия преобладали, раб становился оброчным крестьянином, отдававшим своему хозяину часть урожая или же работал на него определенную часть времени.
Поняв, что, по сути своей, эта громадная латинско-греческая империя двух первых веков нашей эры была державой рабов, и насколько малым в ней было количество тех, у которых имелось хоть немного гордости и свободы в собственной жизни, мы начинаем понимать и источники ее упадка. В империи было мало того, что мы называем семейной жизнью, мало спокойных домов, способных дать приют труду, мысли и науке; школы и коллегии были чрезвычайно немногочисленными и очень отдаленными друг от друга.. Свободная воля и свободная мысль исчезли. Прекрасные дороги, руины величественных строений, традиция закона и силы - все оставшееся, чтобы пробуждать изумление последующих поколений, никак не может скрыть перед нами, что все это величие основывалось на порабощении воли, подавлении проявлений разума и на извращенных желаниях. И даже то меньшинство, которое правило этим безграничным царством подавления и принудительного труда, в глубине души не чувствовало себя счастливым; искусство, литература, наука и философия, являющиеся плодом свободного и счастливого разума, в этой атмосфере лишь гнили. Очень много было последователей, копиистов, очень много было искусных ремесленников, много рабской педантичности среди этих рабских представителей науки, но вся римская империя за четыреста лет не создала ничего, что можно было бы сравнить с отважными и благородными умственными начинаниями небольших Афин всего лишь за одно столетие их величия. Под римским владычеством Афины превратились в ничто. Сошла на нет александрийская наука. И вообще, как может показаться, сам дух людской находился тогда в периоде упадка.
Глава тридцать шестая
РАЗВИТИЕ РЕЛИГИОЗНЫХ ИДЕЙ ВО ВРЕМЕНА РИМСКОЙ ИМПЕРИИ
Людская душа в этой латинско-греческой империи первых двух веков христианской эры была удручена и разочарована. Повсюду правили принуждение и жестокость; гордыня и желание пустить пыль в глаза заменили чувство чести и долга; практически нигде нельзя было встретить постоянства в счастье и душевном состоянии. Бедные были совершенно несчастны, и ими все презирали; богатые тоже не чувствовали себя в безопасности и горячечно искали развлечений. Городская жизнь часто выплескивалась в багряной страсти цирка, где дрались с собой люди и животные не на жизнь, а на смерть, где они мучили друг друга и убивали. Цирки принадлежат к самым характерным останкам римских развалин. Городская жизнь римлян была окрашена существованием цирковых арен. Беспокойство же человеческих сердец проявлялось в глубочайшем религиозном беспокойстве.
С того момента, когда арийские орды впервые вторглись в границы древнейших цивилизаций, судьба старых богов была предрешена: им нужно было либо измениться, либо исчезнуть. На протяжении сотен поколений темноволосые земледельческие народности связывали свою жизнь и свои мысли с храмом, который был центром всей их жизни и существования. Их разум был занят обрядами и вечными опасениями того, чтобы в жертвенных обрядах или мистериях не произошли какие-то неточности. Их боги кажутся нам чудовищными и алогичными, поскольку сами мы принадлежим к миру, воспитанному на арийских принципах, но для этих древних народов их божества обладали непосредственной действительностью и жизненной способностью существ, которых видишь в интенсивных мечтаниях. Завоевание одного города другим в Шумере или раннем Египте вело за собой изменение или же переименование богов и богинь, но оставляло неизменным форму и сам дух культа. Общий характер этой религии не подвергался каким-либо переменам. Герои сна могли меняться, но сон продолжался, и всегда он был одним и тем же видом сна. Первые семитские завоеватели имели достаточно подобную шумерской мысленную структуру, чтобы принять религию завоеванной ими месопотамской цивилизации в качестве собственной, не внося в нее никаких коренных перемен. Египет никогда не познал такого завоевания, которое бы вызвало религиозную революцию. И во времена Птолемееев, и во времена Цезарей его жречество, храмы и алтари по сути своей остались египетскими.
Если победители и побежденные обладали похожими общественными и религиозными привычками, их боги могли жить друг с другом в согласии, объединяться и ассимилировать. Если два божества имели подобный характер, их тут же отождествляли друг с другом. Жрецы, а за ними и простой народ, утверждали, что это один и тот же бог, только почитаемый под различными именами. Такое объединение богов мы называем теокразией; период великих завоеваний около 1000 г. до н.э. был периодом теокразии. На громадных пространствах местные божества расплылись, чтобы предстать в виде одного всеобщего бога. Именно потому, когда иудейские пророки провозглашали в Вавилоне, что имеется только один Бог, Бог справедливости для всей земли, людские умы были готовы воспринять эту идею.
Но часто бывало и так, что боги слишком уж были непохожими друг на друга, чтобы пройти процесс ассимиляции, и тогда этих богов связывали какими-то родственными отношениями. Женское божество - а эгейский мир до прихода греков был слишком уж привязан к собственным материнским богиням отдавали замуж за мужское божество, звериное или звездное божество принимало человеческую форму, в то время как древнее его представление, животное или астрономическое (змей, солнце, звезда), с тех пор становился элементом орнамента или символом. Иногда бог покоренного народа становился ярым противником новых, светлых богов. История религий полна такими вот приспособлениями, компромиссами, рациональными взглядами на подобные местные божества.
Когда Египет развивался из городов-государств в объединенную державу, он также проходил через период теокразии. Главным богом был Осирис, почитаемый возложением жертв в период сбора урожая, и фараон был земным воплощением этого божества. Осириса представляли как бога, который периодически умирает и воскресает; но он был не только лишь семенем и урожаем, но и, путем естественного расширения понятий, образом человеческого бессмертия. Среди множества его символов выдающееся место занимал скарабей с широкими крыльями, который закапывает свои яйца, чтобы вновь возродиться из них, и лучистое солнце, которое заходит, чтобы снова взойти. Впоследствии его отождествляли с Аписом, священным быком. Спутницей Озириса была богиня Изида. Эта же богиня была одновременно и Хатор, божественной коровой, была растущей луной и морской звездой. Озирис умирает, она же рожает ребенка, Гора, бога с головой ястреба - рассвет, который преображается в нового Озириса. Изиду изображали с младенцем Гором на руках, стоящей на серпе луны. В этой истории нет логической родственной связи, человеческий разум родил ее еще до того, как научился мыслить систематически, и вследствие этого, в ней еще очень много от сонного видения. Чуть ниже этой троицы стоят другие, еще более темные египетские божества, злые божества: например, Анубис с головой шакала, черная ночь и т.д., пожиратели, искусители, враги богов и человека.
Каждая религиозная система с течением времени пытается приспособиться к форме людской души, и не следует сомневаться, что, несмотря на все эти алогичные, странные символы, египетскому народу удалось сформировать для самого себя путь истинной набожности и утешения. Египетская душа испытывала слишком сильное желание бессмертия, и вся религиозная жизнь Египта обращалась вокруг этого желания. Египетская религия была религией бессмертия в такой степени, как никакая другая. Когда Египет попал в руки чуждых завоевателей, а египетские боги утратили политическое значение, желание обретения справедливости в будущей жизни сделалось еще более сильным.
Завоевание Египта греками превратило Александрию в центр египетской религиозной жизни, и даже не сколько египетской, сколько всего эллинского мира. Птолемей I основал громадный храм, Серапеум, где почитали божественную троицу: Сераписа (переименованный Озирис-Апис), Изиду и Гора. Их не считали отдельными божествами, но тремя воплощениями одного и того же бога; Сераписа идентифицировали с греческим Зевсом, римским Юпитером и персидским богом солнца. Культ Сераписа проник туда, куда достигло эллинское влияние, даже в северную Индию и западный Китай. Мир, в котором будничная жизнь
