– Это очень далеко.
– Откуда ты знаешь её язык?
– Когда-то я жил в стране, где разговаривают на этом языке, – ответил я.
– В этой стране есть пастбища? – поинтересовался он.
– Д-да, – усмехнулся я, – но она очень далеко…
– Дальше, чем Тентис?
– Дальше.
– Дальше островов, дальше Тироса и Коса?
– Да.
Камчак присвистнул:
– Далековато…
Мне было не до его иронии:
– Да, далеко для босков.
Камчак ухмыльнулся.
Разговор прервал один из воинов.
– Она была одна, – доложил он, – мы искали ещё кого-нибудь, но не нашли. Она была одна.
Камчак посмотрел на меня, потом на девушку.
– Ты была одна?
Я перевел.
Девушка слабо кивнула.
– Она подтверждает, что была одна, – сказал я Камчаку.
– Спроси, как она сюда попала.
Я перевел вопрос, девушка беспомощно взглянула на меня и покачала головой.
– Не знаю… – тихо произнесла она.
– Говорит, что не знает, – сообщил я Камчаку.
– Странно… ну что ж… расспросим попозже…
Он подозвал паренька с мехом вина ка-ла-на на плече, тот, приблизившись, передал ему мех. Камчак вытащил зубами затычку, после чего сунул мех под мышку и, одной рукой ухватив волосы Элизабет, запрокинул ей голову, а другой вставил костяной мундштук между раскрывшимися губами. Он сдавил мех, и девушка, едва не захлебнувшись, вынуждена была сделать большой глоток. Немножко красной жидкости вытекло у неё изо рта и тонкой яркой струйкой начало свой путь по телу.
Наконец когда Камчак посчитал, что она достаточно пьяна, то вытащил мундштук из её рта, вернул на место пробку и отдал мех мальчику.
Она стояла перед ним, Камчаком, со связанными руками, ничего не понимающая, с грязным лицом, покрытая испариной, за горло привязанная к древку пики, и молчала.
Он должен сжалиться над ней.
Тачак должен быть благороден.
– Научи её говорить по-нашему, – обернулся он ко мне. – Пусть скажет: «Ла кейджера».
– Ты должна выучить горианский язык, – машинально обратился я к девушке. – Скажи: «Ла кейджера».
Она подняла ко мне непонимающий взор.
– Ла кейджера, – повторил я.
Она попыталась было слабо протестовать, но Камчак не позволил ей этого сделать.
– Ла кейджера.
Она снова беспомощно посмотрела на меня, а затем повторила, едва шевеля губами:
– Ла кейджера…
– Еще раз! – потребовал Камчак.
– Ла кейджера, – как эхо откликнулась девушка.
– Громче!
– Ла кейджера! Ла кейджера! Ла кейджера!
Она вдруг опомнилась:
– А что это значит?
– Я – рабыня, – мрачно сообщил я ей.
