неподалеку – она немного пробежалась, расслабляя ноги, ускоряя кровь.
Я понял, что она опытная соперница.
– Если ты выиграешь для нас, – сказал ей Альбрехт, улыбаясь с седла каийлы, – этой ночью тебе дадут серебряный браслет и пять ярдов алого шелка.
– Я выиграю для тебя, господин.
Мне показалось, что она была чуть высокомерна для рабыни.
Альбрехт оглянулся на меня.
– Эта рабыня, – сказал он, – ни разу не была пленена ранее чем за тридцать два удара.
Я заметил, как что-то дрогнуло в глазах Камчака, казавшегося безучастным.
– Она великолепная бегунья, – сказал он только.
Девушка рассмеялась.
Она посмотрела на меня с презрением, хотя и был на ней надет тарианский ошейник, хотя и носила она кольцо в носу, хотя и была она клейменая рабыня, одетая в кейджер.
– Пари, – сказала она, – что я добегу до копья.
Это разозлило меня. Более того, я не мог не заметить, что хотя она была рабыней, а я свободным человеком, она не обратилась ко мне, как того требовал обычай, как к господину. Мне было безразлично это обращение, но оскорбление меня задело. Наглая девка.
– Пари, что нет, – сказал я.
– Твои ставки!
– А твои?
Она рассмеялась.
– Если я выиграю, ты отдашь мне бола, а я подарю его моему господину.
– Согласен, – сказал я. – А если выиграю я?
– Не выиграешь!
– Но если?
– Тогда я отдам тебе золотое кольцо и серебряную чашу.
– Почему это рабыня имеет такие богатства?
Она вздернула голову, не соблаговолив ответить.
– Я дарил ей несколько таких штучек, – сказал Альбрехт.
Теперь я мог ручаться, что девушка, стоящая передо мной, не была обычной рабыней и существовала очень веская причина, почему ей позволено было иметь такие вещи.
– Я не хочу твое золотое кольцо и серебряную чашу, – сказал я.
– Что же тогда ты хочешь? – спросила она.
– Если я выиграю, я возьму в награду поцелуй наглой рабыни.
– Мерзкий слин! – крикнула она, и глаза её вспыхнули.
Конрад и Альбрехт рассмеялись. Альбрехт сказал девушке:
– Это разрешено.
– Ну хорошо, тарларион, твое бола против поцелуя. – Ее плечи дрожали от возбуждения. – Я покажу тебе, как может бегать кассарская девушка!
– Ты много о себе думаешь, – ответил я, – ты не кассарская девушка, а всего-навсего рабыня кассаров.
Ее кулаки сжались. В бешенстве она оглянулась на Альбрехта и Конрада.
– Я побегу, как никогда ещё не бегала! – крикнула она.
Альбрехт сказал про эту девушку, будто бы она ни разу не была пленена ранее чем за тридцать два удара.
– Что ж, – сказал я Альбрехту, – тебе, похоже, повезло с рабыней.
– Да, – сказал он, – это правда. Может, ты слышал о ней? Это Дина из Тарии.
Конрад и Альбрехт стукнули по своим седлам и громко захохотали. Камчак тоже рассмеялся, да так, что слезы побежали по бороздам шрамов на его лице.
Он ткнул пальцем в Конрада:
– Хитрый кассар, – рассмеялся он, – это была шутка.
Даже я улыбнулся. Это тачаков называли хитрыми. Впрочем, хоть это и был хороший повод для того, чтобы посмеяться, но для народов фургонов, даже для Камчака, я же не был готов смотреть на происходящее с таким юмором. Возможно, шутка была и хороша, но я был не в том состоянии, чтобы воспринять её. Как умно Конрад изобразил подтрунивание над Альбрехтом, когда ставил двух девушек против одной. Мы ничего не знали о том, что одной из этих девушек являлась Дина из Тарии, а она, разумеется, будет бежать не для искусного Камчака, а для его приятеля, неуклюжего Тэрла, который даже
