– Волосы мои расчесывай, рабыня, – огрызнулась Элизабет.
– Я вижу, вы в прекрасном настроении, – сказал я.
Пожалуй, это было правдой – они казались возбужденными и счастливыми, а их пикировка была ленивой.
– Господин, – промолвила Африз, – берет нас с собой посмотреть танец цепей девушки из Порт- Кара.
Я был озадачен.
– Может быть, я не пойду-у… – протянула Элизабет, – мне слишком жалко бедную девушку.
– Можешь остаться в фургоне, – сказала Африз.
– Если вы увидите её, думаю, вы не почувствуете жалости к ней.
Я кривил душой, говоря это, я действительно не понимал, как кто-нибудь может чувствовать жалость по отношению к порт-карской девице. Они считались великолепными, злобными красавицами, жизнелюбивыми и непокорными, как кошки. Они известны как танцовщицы во всех городах Гора. Впрочем, меня заинтересовало, с чего это жуликоватый и практичный Камчак брал с собой девушек, ведь хозяин фургона рабынь, несомненно, потребует входную плату и за них.
– Хо! – вскричал Камчак, запрыгивая в фургон. – Мясо!
Элизабет с Африз бросились снимать котел с огня. Камчак уселся, скрестив ноги, на коврике близ прикрытого медной решеткой очага.
Он, прищурившись, посмотрел на меня и вытащил из кармана тоспит – желто-белый горьковатый фрукт размером со сливу. Он кинул его мне.
– Чет или нечет?
Я решил больше не биться об заклад с Камчаком, но здесь, безусловно, мне предоставлялась возможность отыграться, что со своей стороны я не мог не приветствовать. Обычно, когда угадывают семена тоспита, загадывают нечетное число. Обыкновенный тоспит почти всегда имеет нечетное количество семян. Но есть ещё и редкая разновидность плода – с длинным черенком, имеющая четное количество семян. Оба фрукта почти неотличимы друг от друга и, быть может, это было случайно, но у тоспита, который подбросил мне Камчак, черешок был оторван.
Африз поднялась и достала не мех, а бутыль вина ка-ла-на, с виноградников Ара. Потом она принесла черную, обрамленную красным чашу с острова Кос.
– Могу я прислужить тебе? – спросила она.
Глаза Камчака чуть блеснули.
– Да, – ответил он.
Она наполнила чашу вином, после чего отнесла бутыль на место.
Камчак очень внимательно следил за её руками.
Ей пришлось сломать печать на бутыли, чтобы открыть её. Когда она брала чашу, та была перевернута.
Если она и отравила вино, то сделала это чрезвычайно ловко. Затем она опустилась перед ним на колени в позе рабыни для наслаждений и, склонив голову, протянула ему чашу.
Камчак взял её и осторожно пригубил. Потом он запрокинул голову и осушил чашу до дна.
– Ха! – произнес он, утираясь рукавом.
Африз подпрыгнула.
– О чем тарианская рабыня собиралась умолять своего господина? – поинтересовался он.
– Ни о чем, – ответила Африз.
– Если ты не попросишь его, я сама сделаю это, – сказала Элизабет.
– Говори, рабыня! – рявкнул Камчак, и Африз побледнела и испуганно затрясла головой.
– Она кое-что нашла сегодня, – сказала Элизабет, – кое-что, что было выброшено.
– Принеси, – приказал Камчак.
Африз робко выпрямилась и пошла к тонкому покрывалу, служившему ей подстилкой у ног Камчака.
В нем был спрятан аккуратно сложенный Африз лоскуток желтой шелковой ткани. Она вернулась и протянула его Камчаку.
Он взял шелк и развернул. Это был поношенный, испачканный камиск, несомненно, один из тех, что был на тарианских девушках, захваченных в играх Войны Любви.
Африз, дрожа, опустила голову на ковер. Когда она подняла взор, в её глазах стояли слезы. Она сказала очень тихо:
– Африз, рабыня, просит господина, чтоб он позволил ей одеваться.
– Африз из Тарии, – рассмеялся Камчак, – просит, чтоб ей разрешили надеть камиск?
– Да, – ответила она и быстро опустила голову.
– Подойди сюда, маленькая Африз, – сказал Камчак.
Она подошла.
