Трое человек вместе с толпой скрылись в моем доме.
Турнок, сидящий на парапете, помахал над головой своим луком.
— Капитан! — прокричал он.
Клинтус также взмахнул рукой.
Я поднял руку в ответном приветствии.
Кивнул я и Хо-Хаку, ренсоводу. Я видел, как его люди научились обращаться с длинным луком, и нисколько не сомневался в том, что, выпущенные мной на свободу после моего столь удачно закончившегося сражения с захватившими их работорговцами, они на вырученные от торговли средства приобрели это грозное оружие и сделали его своим, относясь к нему с той же любовью и гордостью, как крестьяне. Не думаю, что после этого ренсоводы останутся столь же беззащитными перед людьми из Порт- Кара, как прежде. Теперь, с таким оружием в руках, они, вероятно, впервые за все время своего существования были действительно свободны, ибо кто же может чувствовать себя по-настоящему свободным, если не способен эту свободу защитить?
— Смотри! — крикнул мне Самос.
С крыши башни нам были хорошо видны не только все мои владения, но и отходящий от громадного внутреннего водоема канал, и даже открытые сейчас ворота.
Я видел, как мечущиеся по двору люди покидают мои владения, но что гораздо важнее — я заметил, что по каналу, опустив мачту, медленно приближается один корабль, а за ним показывается из-за поворота другой.
— Это «Верна»! — закричал я. — И «Тела»!
На носовой палубе «Верны» в надетом на голове шлеме, с копьем в руке стоял Таб.
Я мог себе представить, чего стоило ему привести сюда «Верну» и «Телу». Они, должно быть, шли сюда на поднятых парусах, которые теперь, несомненно, разодраны в клочья. Он рисковал не удержать корабль под беснующимся ветром и сделать его игрушкой волн, которые недолго забавлялись бы с ним, прежде чем превратить в обломки. Остальные корабли, конечно, все еще находятся в сотнях пасангов к югу.
— Да, матросы Порт-Кара действительно мастера своего дела, — задумчиво заметил Самос.
— Так ты тоже любишь этот город? — спросил я.
Самос рассмеялся.
— Еще бы! — ответил он. — Ведь здесь мой Домашний Камень!
Я усмехнулся.
Мы видели, как оба корабля вошли во внутренний водоем в центре моих владений, и лучники, выстроившись вдоль бортов, начали поливать стрелами тех, кто еще прятался среди строений двора.
Продолжать сражение было бессмысленно, силы были слишком неравны, и вскоре мы увидели, как люди начали покидать укрытие и, бросив на землю оружие, опускались на колени.
Я подхватил Телиму на руки; она смеялась и весело кричала.
Потом я по веревке спустился с крыши башни на крепостную стену. Самос и Фиш поспешили следом.
Навстречу уже шли Турнок, Клинтус и Хо-Хак.
Мы обнялись.
— Я вижу, вы все же подружились с длинным луком, — заметил я Хо-Хаку после первого приветствия.
— Ты очень наглядно нам в этом помог, воин, — ответил он.
В двух словах они рассказали, как Клинтус с Турноком, Турой и Улой обратились за помощью к ренсоводам, извечным недругам Порт-Кара, и те, к моему полному недоумению, подвергая риску собственные жизни, поспешили мне на выручку.
Да, что ни говори, я слишком плохо разбираюсь в людях.
— Спасибо, — сказал я Хо-Хаку.
— Не за что, воин, — ответил он.
Только такое вот «не за что» и имеет значение в подобной ситуации, только с нем скрыто настоящее мужество.
Мы спустились с крепостной стены.
— Здесь еще троих поймали, — сообщил подошедший матрос, кивая на мой дом.
Мы с Самосом, Клинтусом, Турноком, Хо-Ха-ком и многими другими вошли внутрь.
В центральном зале в окружении арбалетчиков стояли Лисьяк, Клаудиус и Хенрак.
— Приветствую тебя, Таб, — поздоровался я, входя в зал.
— Здравствуйте, капитан, — ответил он.
К этому времени трое девушек, Лума, Вина и Телима, тоже спустились с башни и присоединились к нам.
Лисьяк, едва завидев меня, вытащил спрятанный в складках одежды кинжал и бросился на меня. Реакция моя была быстрой, а наша стычка короткой. Через минуту он уже лежал на полу, выронив из рук свой шлем, украшенный гребнем из шерсти слила, этим символом принадлежности к Совету капитанов.
— Я богат, — обратился к нам Клаудиус, поднимая глаза от окровавленного тела своего сообщника. — Я могу заплатить за свое освобождение.
— Совет капитанов будет решать, как с тобой поступить, — ответил Самос.
— Сначала этот вопрос буду решать я, — раздался у нас за спиной твердый голос.
Мы обернулись.
В дверях с мечом в руке стоял Фиш, мальчишка-раб.
— Это ты! Ты! — закричал Клаудиус. Самос удивленно посмотрел на юношу и снова повернулся к Клаудиусу.
— Странно, что ты приходишь в такое волнение при виде обычного раба, тем более мальчишки, — заметил ему Самос.
Я вспомнил, какая цена была назначена за голову юного убара Генриса Севариуса.
И вот он стоял перед нами, пусть клейменый, пусть с ошейником и в жалких обносках раба, но все тот же убар, что чувствовалось во всех его движениях и в гордой, царственной посадке головы. Он уже не был мальчиком. Он познал любовь женщины, познал ярость сражения. Он стал мужчиной.
Клаудиус, сбросив с плеч накидку из шерсти белого морского слина и обнажив спрятанный под ней меч, с громким криком бросился на юношу и со всего размаху нанес ему сокрушительный удар.
Юноша отбил его, не нанося ответного удара.
— Как видишь, я не новичок в обращении с мечом, — сказал он. — Поэтому давай сразимся по- настоящему.
Клаудиус оказался неплохим мечником, но вовсе не блестящим.
Вскоре Фиш уже склонился над брошенной на пол накидкой из шерсти белого морского слина и вытер об нее измазанное кровью лезвие меча.
Клаудиус еще мгновение стоял посреди зала, выронив меч и зажимая руками рану на груди, и затем беззвучно упал на каменные плиты.
— Превосходно, — заметил Самос. — Клаудиус мертв. Причем погиб от руки простого раба. Фиш, мальчишка, рассмеялся.
— Ну, а этот, — кивнул Хо-Хак на Хенрака, — из ренсоводов. Поэтому он — мой. Хенрак стоял побелевший как мел.
— На ренсовом острове убили Зекиуса, — сказал, глядя ему в лицо, Хо-Хак. — Это был мой сын.
— Не прикасайся ко мне! — взвизгнул Хенрак.
Он бросился.было бежать, но бежать было некуда.
Хо-Хак неторопливо, с какой-то торжественностью снял с себя оружие и бросил его на пол. Его горло все еще охватывал ошейник, который он носил с тех пор, как был рабом на галерах. С ошейника свисал, позвякивая при каждом его движении, тот же столь знакомый мне обрывок цепи. Непомерно крупные уши Хо-Хака были плотно прижаты к голове.
— Осторожно! — закричала Лума. — У него нож!
Хо-Хак медленно приблизился к Хенраку, пригнувшемуся, словно для прыжка, и выставившему перед собой длинный нож.
