— Да.
Глава 33. Я ПОКИДАЮ БАЗУ
В низкой, обшитой стальными плитами комнате было ужасно холодно. Смотровое окно выходило прямо на лед.
Возле полукруглой тяжелой двери стоял снежный кюр с золотыми кольцами в ушах. Это он сопровождал Карджука, предателя своего народа. В лапе он держал кожаную сбрую.
Я медленно натягивал на себя меховую одежду.
Сейчас меня выведут на лед, отведут подальше от базы и прикончат. Со стороны все должно выглядеть так, будто запряженный в сани слин набросился на своего хозяина. Если меня найдут со следами насильственной смерти, а еще вернее — разорванного на куски, все посчитают подобную кончину вполне естественной для крайнего севера. Этим и должно было закончиться мое отчаянное, безумное и бессмысленное путешествие, обреченное на провал с самого начала. Если кому-то и придет в голову меня искать, расследование закончится, как только найдутся мои сани и мой истерзанный, закоченевший труп.
Разумеется, никакого слина запрягать в сани не собирались. Зверь накинул на меня сбрую и запряг в сани.
Ему предстоит разорвать меня на куски, имитируя нападение озверевшего от голода слина. Разумеется, кое-что придется оставить. Кости, меховую одежду, поломанные сани, изжеванные куски тела.
Я был рад, что удалось повидать Зарендаргара, Безухого. Мы долго с ним говорили.
Странно, что мне это понравилось, ведь он был всего лишь зверем.
По-моему, ему тоже стало меня жалко. Сам Зарендаргар, Безухий, показался мне одиноким солдатом, настоящим воином, которому не с кем было поговорить и поделиться наболевшим. Даже среди своих он вряд ли нашел бы достойного собеседника, с которым смог бы общаться тепло и доверительно, как со мной. В таких разговорах слово заменяет целый абзац, а один взгляд или движение лапы передают больше, чем многочасовые объяснения. Оказывается, он верил, что мы в некотором смысле родственники, дальние потомки древнего, давно забытого предка. Насколько ошибочно подобное представление! На берегах других миров нельзя найти своего брата.
— Одни и те же темные законы природы сформировали клыки и когти кюров и мозг и руку человека, — сказал он.
С этим я не мог согласиться. Благородные, высокие цели, породившие мозг и искусную руку человека, не могли иметь ничего общего с клыками и когтями хищников. Мы были людьми, а они — зверями. Неужели не ясно?
Кюр намертво затянул на моем теле кожаную сбрую.
Я думал о расплавленной меди, о пламени серы, о кристаллах соли, каменистом Эросе, вращающемся по своей орбите, и о скалах Титана, о взаимодействии молекул и траекториях электронов. Как гармонично и продуманно устроен мир! Возможно, все, что кажется нам чужим, — суть тоже мы, только в другом облике. И, отправляясь на поиски неведомого, мы снова ищем самих себя?
Потом я отбросил эти дурацкие мысли.
Конечно, все, что он городил о далеком братстве, — полная чепуха. Достаточно посмотреть на людей и кюров, чтобы понять, что между ними не может быть ничего общего. Мы — люди, они — звери, вот и все. Между тем Безухий мне понравился. Мне показалось, что я знаю его всю жизнь. По-моему, у него возникло такое же ощущение. Странно. Мне то и дело приходилось напоминать себе, что он всего-навсего зверь. И никакого родства между нами нет и быть не может.
Придумал тоже! Прилететь на чужую планету и встретить там родного братца!
Белый кюр возился возле саней, пристегивая к ним упряжь.
Последнюю ночь я провел запертый в своей камере. Не скажу, что мне было там плохо. Безухий обо всем позаботился. Изысканная еда и вино не переводились всю ночь. Вечером в камеру привели двух благоухающих духами рабынь. На ошейнике у каждой красовалась надпись: «Я принадлежу Тэрлу Кэботу». В ту ночь я преподал обеим хороший урок. Утром, когда за мной пришел белый кюр, рабынь пришлось отрывать от меня плетьми. Их заперли в той же камере. Девушки бросались на решетку, протягивали сквозь нее руки и рыдали.
Белый кюр повернул тяжелый ворот, открывающий ведущий наружу тяжелый стальной люк.
— Привет тебе, Тэрл, который со мной охотился. — В комнату вошел улыбающийся Имнак.
— Привет, предатель, — ответил я.
— Не надо обижаться, Тэрл, который со мной охотился, — произнес охотник, — Каждый исходит из своих интересов.
Я промолчал.
— Я хочу, чтобы ты знал, что весь мой народ будет вечно тебе благодарен за то, что ты освободил табуков.
— Это утешает, — сказал я.
— В твоем положении хорошо чем-нибудь утешиться, — заметил Имнак.
— И то правда, — кивнул я.
Почему-то мне всегда было трудно на него злиться.
— Я не питаю к тебе злых чувств, — сказал краснокожий.
— Я рад.
— Я принес тебе поесть, — произнес он и поднял мешок.
— Нет, спасибо, — покачал головой я.
— Ты можешь проголодаться, прежде чем доберешься до места.
— Не думаю.
— Не забывай о своем компаньоне, — настаивал Имнак. — Вдруг ему захочется перекусить? Нельзя думать только о себе. Возьми еду.
— Не хочу, — поморщился я.
Имнак растерялся.
Неожиданно до меня начал Доходить смысл происходящего. Я пристально посмотрел на охотника.
— Возьми, — умоляющим голосом произнес он. — Слины очень любят такое мясо.
— Покажи, — сказал я и заглянул в мешок. — Ладно, давай.
Кюр бросил ворот, подошел к мешку и тщательно его осмотрел. Затем понюхал лежащие в нем огромные ломти мяса. Убедившись, что в мешке нет оружия, он уставился на меня.
— Это мне! — сказал я, показывая на мешок.
Губы кюра растянулись. Он швырнул мешок на сани и вернулся к вороту. Наконец дверь медленно отворилась. Тусклый лунный свет заливал безжизненную ледяную равнину. Температура мгновенно упала градусов на тридцать. Ветер ворвался в комнату, взъерошил белую шкуру кюра и длинные черные волосы охотника.
— Тал, — сказал Имнак, как будто мы не прощались, а только встретились.
— Тал! — откликнулся я.
