смерти Эверта и падению Ханнеке?
Дорин Ягер и ее коллега стояли у палаты Ханнеке с сильно жестикулирующим Симоном. Как только я увидела его вдалеке, мне на минуту показалось, что мое тело немедленно взорвется. Впившись ногтями в ладонь и глубоко вдохнув, мне все-таки удалось привести себя в чувство и достаточно спокойно идти рядом с Бабетт по направлению к мужчине, чьей спермой еще сегодня утром были испачканы мои бедра. Его веки припухли, щеки не бриты. Он выглядел усталым, у него явно было похмелье, и от этого он казался еще привлекательней, чем когда бы то ни было. Он чуть заметно подмигнул мне, когда наши взгляды встретились, но потом полностью нас игнорировал. Он явно не был в восторге от разговора с Дорин, и когда мы проходили мимо, повисла пауза.
Патриция с удрученным лицом сидела у кровати Ханнеке и подскочила, увидев нас. Я заставила себя посмотреть ей в глаза и поцеловать, что удалось мне на редкость хорошо, несмотря на зудящую в голове мысль о том, что я мерзкая предательница.
— Все так нехорошо, — прошептала она, поглаживая изуродованную руку Ханнеке.
Я склонилась над Ханнеке и осторожно поцеловала повязку на ее голове. К глазам подступили слезы, я не хотела давать им волю, потому что боялась, что если заплачу, то уже никогда не смогу остановиться и в истерике брошусь в руки Патриции, чтобы рассказать ей, как я раскаиваюсь в том, что сделала. Бабетт остановилась в ногах кровати и смотрела на нашу израненную подругу испуганным взглядом, прижав ко рту руки.
— Знаете, о чем я все время думаю? — сказала она сдавленным голосом. — Что они скоро будут вместе, где-то наверху. А я здесь. Одна.
— Не надо так думать, Бабетт.
— Я должна была умереть. И мои мальчики. Эверт хотел выжить в том пожаре, чтобы остаться с ней. Такой был план. Мы были для него балластом.
Патриция поискала глазами мой взгляд и едва заметно покачала головой. Потом она обняла Бабетт за плечи.
— Ты же знаешь, что это не так. Не надо мучить себя такими мыслями. Эверт был не в себе. Не забывай. За этим не было ничего, кроме его болезни. Он видел и чувствовал вещи, которых на самом деле не было. Тот Эверт из прошлого, которого ты знала, любил только тебя. И он не хотел вас убивать.
— Она просто пошла за ним. Вам никогда не приходило в голову, что, возможно… она своей зажигалкой? Она чокнутая. Такая же, как и Эверт!
— Бабетт, пожалуйста! — Патриция кивнула на дверь. — Пойдем. Пройдемся немножко. К Анжеле. Она внизу с мамой Ханнеке. Пойдем поздороваемся.
Она осторожно подтолкнула ее к выходу.
Я села на складной стул рядом с кроватью, положила голову на подушку рядом с Ханнеке и закрыла глаза. Постель пахла кровью и йодом. Я читала где-то, что люди в коме могут слышать, когда с ними говорят, и тихонько шепнула ей:
— Ты видишь, Хан, что за кошмар тут творится? Ты должна вернуться. Ты мне нужна. Все идет не так, пока ты в коме…
Мне не хватало ее едких замечаний, громкого смеха, пошлых шуток. Мне не хватало той женщины, которой была я сама рядом с ней.
— Я совсем запуталась… Мы все запутались. Ты должна рассказать мне, что делать. Надо говорить полицейским правду или как раз нет? Я не знаю, Хан. Я никого не хочу предавать…
«Ну, так и заткнись». Я почти услышала, как она это говорит. Но ее полные, распухшие губы не пошевелились. Я взяла ее безжизненную руку и погладила пальцы. Ногти были поломаны, обручальное кольцо исчезло. Только белая полоска кожи говорила о том, что она когда-то его носила.
— Почему ты никогда мне не доверяла? — шептала я, проглатывая ком в горле. Я знала, что бы она ответила.
«Потому, что ты безнадежная моралистка». Она часто так меня называла. Такой я и была. До вчерашней ночи. О чем бы ни шла речь на вечерах нашего «клуба гурманов» — об изменах, политике, пластической хирургии или распределении обязанностей в семье, — я всегда разбиралась во всем лучше всех, а Ханнеке знала, что я никогда бы не одобрила ее отношений с Эвертом, это поставило бы под удар нашу дружбу.
— Это ты во всем виновата! Если бы ты не упала из этого чертового окна, Симон не пришел бы к нам, и мы бы не напились, я бы не запуталась и до сих пор была бы безнадежной моралисткой…
В палату зашел Иво и встал с другой стороны кровати. Он поцеловал кончики пальцев, дотронулся до губ Ханнеке и улыбнулся ей влюбленной улыбкой.
— Твой отец поехал за детьми, милая, — сказал он высоким срывающимся голосом, а его подбородок задрожал. — Мейс и Анна сейчас приедут. Тебе надо просыпаться, моя девочка. Ради детей…
У меня в ушах раздался шипящий свист, и мне показалось, что я вот-вот задохнусь. Я выскочила из палаты, пробежала по коридору до туалета, где подставила запястья под ледяную воду. Я посмотрела в зеркало и увидела сильно накрашенную, отечную, старую женщину. Я плеснула в лицо холодной водой и вытерлась руками.
— Ханнеке не может умереть, Ханнеке не может умереть, — бормотала я. Я сплела пальцы и уперлась костяшками в лоб.
— Пожалуйста, не дай Ханнеке умереть.
19
Мне надо было срочно съесть что-нибудь жирное и соленое, чтобы предотвратить приступ головной боли, поэтому я взяла пластмассовый поднос и встала в очередь в буфет, оглядываясь по сторонам в поисках своих друзей. Народу было полно. Заботливые родственники хлопотали над пациентами в креслах- каталках; у одних были трубки в носу, у других стояли капельницы. Я ненавижу больницы, они напоминают о том, как хрупка жизнь. Я не хочу видеть боль, страдания и смерть, я их боюсь.
Поставив на поднос бутылочку колы-лайт и фруктовый салат, я продвинулась дальше и заказала два крокета с хлебом. Снова стала искать глазами Бабетт, Патрицию и Симона, недоумевая, почему их нет в условленном месте. Может, они уже уехали домой. Ясно, что для Бабетт было слишком тяжело выносить это зрелище. Но тогда они должны были каким-то образом сообщить мне? Почему я всегда узнаю обо всем последней?
Я расплатилась. Взяла столовые приборы и три пакетика горчицы и направилась к пустому столику у двери. Устроившись за столом, достала мобильный. Новых сообщений не было. Я положила телефон на стол и принялась за крокет.
— Можно к вам присесть?
Не дожидаясь ответа и плюхнув свой поднос с томатным супом и минеральной водой на мой столик, напротив меня уселась Дорин Ягер. У меня сразу же пропал аппетит.
— Ну вот. Наконец-то можно перекусить. Но если я беру что-нибудь подобное, — она показала ложкой на мою тарелку, — я сразу прибавляю килограмм.
Я улыбнулась, пробормотала что-то про то, как у меня все быстро сгорает, и сказала, что очень хочу пить, чтобы освежить голову и прогнать плаксивое настроение.
— Получены результаты анализа крови вашей подруги. Только что мы обсудили их с вашими друзьями, супругом и родителями жертвы.
Дорин подула на свой суп и выжидающе посмотрела на меня. Мне стало дурно.
— И что?
— У нее в крови обнаружен алкоголь, а также бензодиазепин, то есть снотворное.
— Она ведь могла принимать снотворное предыдущей ночью?
