извиняться, а он обругал меня грязной шлюхой и тварью поганой. Он пнул мой велосипед и ударил бы меня, если бы я не умчалась без оглядки. Что это на них на всех нашло?
Взвинченная, я продолжала ехать дальше, не обращая внимания на боль в боку. Может быть, придется уехать из Амстердама. Продать дом и поселиться в деревне, где не ругаются так зло и грязно даже по делу, где какой-нибудь психопат не может исчезнуть незамеченным. Но ведь именно из такой деревни я и сбежала двенадцать лет назад.
Из размышлений меня вывел звук приближающегося велосипеда, метров за сто позади меня. Цепь била по корпусу велосипеда, и по этому стуку я поняла, что человек едет быстрее, чем я. Я стала сильнее давить на педали, как всегда автоматически это делала, когда мной овладевало параноидальное чувство, что меня преследуют. Я терпеть не могу, когда за мной гонятся. Человек сзади меня тоже прибавил скорость, и я вдруг поняла, что он действительно меня преследует. Страх сковал мои мышцы и горло сжалось так, что я едва могла дышать. Меня преследуют. Это точно. Я крутила все быстрее и быстрее, задыхаясь и хрипя, как астматик, сердце как бешеное гнало кровь по телу, глаза искали людей, к которым я могла бы обратиться за помощью, за спасением, но парк, казалось, вдруг стал пустым и заброшенным.
Я упала, когда кто-то положил большую, сильную руку мне на затылок. У меня защипало в носу от крепкого аромата его одеколона, смешанного со знакомым запахом кокосового масла, так что я даже чихнула.
Я плюхнулась на мокрый асфальт. Мне захотелось убежать куда-нибудь в лес, и я отшатнулась, когда он попытался мне помочь. Брюки были разорваны, коленка гудела от боли. Я подняла глаза и увидела Стива.
— О Боже! Как я испугалась… — Я поднялась на ноги и стала стряхивать грязь с одежды.
Стив просто умирал от смеха.
— Ну прости, я не хотел тебя пугать, беби. — Он хохотал до икоты.
Так я и стояла в парке, промокшая насквозь, волосы приклеены к лицу, тушь размазалась где-то на подбородке, — напротив хохочущего, бритого наголо негра. Его гладкий череп покрыт дождевыми капельками, очки запотели. Стив выглядел все так же молодо, хотя уже приближался к сорока. На нем был оливковый плащ, серый костюм и изящные, до блеска начищенные итальянские туфли. Это был все тот же Стив, которого я знала. Тщеславный и самодовольный, помешанный на хороших костюмах, шелковых шарфах и белых накрахмаленных рубашках. Это было у него навязчивой идеей — уход за собой, со всеми этими кремами, лосьонами и приятными ароматами. «Тело — это храм духа».
Он прямо задыхался от смеха:
— Вот черт, мне пришлось крепко поднажать на педали! Представляешь, прямо выдохся! Я увидел тебя издалека и подумал: это же она, Стив, давай-ка за ней.
Он все продолжал говорить, склонившись над рулем и качая головой от смеха. Я тоже робко засмеялась и посмотрела на людей, которые проходили и проезжали на велосипедах мимо и тоже улыбались.
— Слушай, а ты все такая же сладкая девчонка! Подумать только, как давно это было. Пойдем-ка выпьем чего-нибудь! — Он положил свою большую ладонь на мою руку, и я покраснела.
В кафе «Вертиго» было тепло, накурено и полно людей, которые прятались от дождя. Их мокрые куртки сохли на стульях, все встряхивали зонтики, жаловались на непогоду, которая мучила нас уже несколько недель. Я отлучилась в женский туалет, чтобы привести себя в порядок после такой неожиданной встречи. Посмотрела в зеркало, подправила тушь, подкрасила губы красной помадой и выругала свое уставшее лицо. В резком, холодном свете ламп я вдруг стала похожа на свою мать, которая неодобрительно взглянула на меня из зеркала. Я поднесла холодные ладони к вискам и разгладила лицо. Складка, идущая от левого крыла носа к подбородку, исчезла. У моей матери этих складок было две, слева и справа. Это просто от недосыпания.
Я высушила волосы под сушилкой для рук, опять заколола их, набрала в легкие побольше воздуха и вошла в зал. Стив сидел за столиком и рассматривал публику, самодовольно откинувшись на спинку стула. Когда он меня увидел, его опять начал разбирать смех. Он встал и отодвинул для меня стул. Я скованно присела. Болезненная тяжесть давила мне на глаза оттого, что я мало спала и много выпила накануне.
Стив, посмеиваясь, пододвинул мне чашку эспрессо, развел руки в стороны и простонал:
— Ох, как же здорово опять оказаться в Амстердаме! Как я скучал по всему этому. И по тебе! И как мы встретились! А знаешь, ты прекрасно выглядишь! А как там моя Мейрел? Ну-ка, рассказывай мне про нее все!
Я попробовала отхлебнуть своего эспрессо и не дрожать.
— Она похожа на меня?
— Нет. Она твоя полная противоположность. Внимательная и серьезная. Очень самостоятельная. Хорошо учится.
— Она вспоминает обо мне?
— Боже мой, Стив, ну о чем ты? Ты исчез из ее жизни, когда ей был год… Нет, она никогда о тебе не спрашивает.
Я закурила. Он тут же бросился с преувеличенным усердием отгонять от меня дым своими большими ладонями.
— Прекрати сейчас же! Ты должна заботиться о себе! Моя дочь ведь на твоем попечении!
Он опять начал раздражать меня, как и прежде. Как будто его не было не шесть лет, а всего пару дней.
— Насколько я понимаю, ты вернулся из Америки. Что привело тебя в нашу крошечную страну?
Стив взмахнул руками и начал громко рассказывать.
— Мне было больше нечего ловить в Нью-Йорке. Музыкальный мир там, знаешь, просто отравлен. Наркотики, деньги, чудные они там все. Никакой расслабухи. Я играл там в группе, хорошая группа, профессиональные люди, но мы играли там полтора месяца по шесть вечеров в неделю. И после этого должны были пускать шапку по кругу. Если был полный зал, выходило шестьсот долларов на шестерых. Это же не дело! А жизнь-то там дорогая. И все эти ребята, один за другим, западали на наркоту. Чтобы держаться. И вот однажды я вдруг подумал: если все так пойдет и дальше, я закончу жизнь в канаве или получу нож в бок. У меня не было вида на жительство, поэтому я не мог работать в студии. И я подумал: «Стив, ты должен вернуться к своим корням. Тебе ведь уже сорок. Американская мечта не для тебя. Все кончено. Очнись!» — Он с силой опустил руки на стол.
Я выпрямилась и нервно засмеялась.
— Ну, а ты чем тут занималась все эти годы? А знаешь, я тебя видел. Ты молодец! Все так же сексуальна. И голос стал более выразительным. Больше глубины. Вот только жалко, что в такой дерьмовой группе выступаешь.
— У нас не дерьмовая группа, Стив.
— Ну Мартин и Геерт в любом случае мудаки.
— Почему? Ты же их совсем не знаешь!
— Еще бы мне не знать Мартина! Да он терпеть меня не может, потому что боится, что я уведу у него музыкантов. Да он обоссытся, когда меня увидит! Я приходил в «Минерву», чтобы посмотреть на ваших девочек. Знаешь, Элен со мной говорила, хочет ко мне в группу. Я думал зайти после вашего шоу, просто сказать привет, и тут Геерт прямо полез в бутылку! Орал, чтобы я убирался с твоей дороги! Что я последний, кого ты ждешь. Он пихнул меня, и Мартин сказал, чтобы я ушел, а то они меня выдворят. Пфф! Меня выдворить?!
— Я просто хотел с тобой поговорить. О Мейрел. Я часто думал о ней одинокими ночами в Нью- Йорке.
— Одинокими ночами. Что ж, может быть. Если ты так часто о ней думал, что же ты ни разу не прислал ей хоть открытку?
Стив снял очки и стал тереть глаза. Потом взял мою руку и начал ласкать пальцы. Мне казалось, что он гладит не руку, а мой живот.
— Не знаю. Я был так занят. Все как-то не получалось. А иногда думал: а может, лучше и не давать о себе знать, чтобы она забыла. Я же плохой отец.
