Побег из Амстердама

депрессий, «Тегретол» от эпилептических припадков, «Халдол» в случае обострения психоза. В ванной стоял большой белый металлический шкаф, набитый средствами усмирения моей мамы. Его всегда запирали, но в то воскресенье недоглядели. Отец работал на пляже, Анс занималась в своей комнате. Никто ничего не заметил и не услышал. И как ей удалось найти ключ, они тоже не понимали. Кто-то оставил его в замке? Мама знала, где его прячут?

Мне было очень плохо. Не оттого, что я потеряла маму — я потеряла ее задолго до этого. Плохо от бессмысленности жизни и неизбежности смерти. Мы закрывали глаза, отворачивались от нее, пичкали ее таблетками, чтобы только отделаться. Может, ей помог бы хороший психиатр. Может, ей помогли бы мы сами, если бы прислушались? Что бы она ни говорила, мы отмахивались от ее слов, как от бреда сумасшедшего. Больная, портившая наши жизни, без которой было бы намного легче. И как папа выдержал с ней так долго?

— Она была хорошей женщиной, — сказал он после похорон. — И теперь покоится с миром, освободившись от мучений.

А как он должен был поступить? Запрятать ее в сумасшедший дом? Развестись с ней и оставить бродяжничать по улицам? Он делал то, что считал правильным. Он оставался с ней в горе и в радости, как и обещал. Но на самом деле оказался безвольной тряпкой. Он ничего не сделал для нее по-настоящему. При любой возможности он исчезал из дома, вешая на нее заботы о пансионе, а когда она не выдерживала, открывался белый ящик и мама превращалась в автомат.

Она не оставила прощальной записки. Насколько я могла вспомнить, она никогда не говорила, что любит нас. Когда Анс нашла ее, у нее на шее был медальон с фотографией Стефана, нашего покойного братика. Она так и не пережила потерю Стефана, сказал папа. Теперь они наконец были вместе. Спустя двенадцать лет после его смерти папа впервые заговорил о Стефане.

Похороны. Скорбная суета. Погода в тот год стояла на редкость теплая, и мы чуть не падали в обморок в черных шерстяных костюмах. Людей было совсем немного. Анс, папа, Стив, кто-то из соседей и персонала. Одинокая маленькая семья. Никаких бабушек, дедушек, тетушек, дядюшек. Мама была внебрачным ребенком. Папины родители думали, что у них никогда не будет детей. Родственники Стива хотели прийти, но я запретила им даже думать об этом. Слишком сильным был бы контраст. Его огромная, цветная, шумная семья против моей — забитой и серой.

Анс сказала несколько слов. О том, что мама обрела покой, который искала так долго. Что нам будет ее не хватать, мы так о многом не успели ее спросить. Что мы позаботимся о папе и пансионе. «Только не я», — мелькнуло у меня в голове. Сильнее, чем когда-либо мне в тот момент захотелось вырваться из-под этой тяжести, из этой тесной норы, и сбежать как можно дальше. Моя жизнь начиналась, и никто не смог бы мне помешать. Я собиралась жить. Хоть что-то значить в этом мире, и если уж мне придется когда-нибудь умирать, то мои друзья будут плакать и петь свинг у могилы. По моей матери никто не плакал. И я не плакала. Я злилась на нее. За то, что сгубила свою жизнь.

В большом зале на столах были кофе и кексы. Анс сновала между тихо переговаривающимися людьми, обнимала их за плечи, приносила кофе папе, пожимала потные ладони, стучала каблуками по линолеуму. Я не могла видеть, как она изображает ангела-спасителя, опору семьи.

— Твоя сестра — до чего сильная и славная девушка. Низкий ей поклон. Господи, какое счастье для твоего отца, что она будет хозяйкой в «Дюнах».

Со Стивом никто не разговаривал. Он сидел, как столб, в белом костюме на черном пластмассовом стуле. Его лысый череп блестел от кокосового масла. Я знала, что соседи шепчутся о нас. Что-нибудь вроде «последнего гвоздя в гробу». После поминок, в раскаленной машине, прямо на парковке я расстегнула его брюки, стянула черные шелковые боксеры и без прелюдий уселась на его член. Стив расхохотался своим громоподобным смехом и простонал:

— О беби, ты чокнутая…

Глава 31

У меня было четыре сообщения на автоответчике и две sms-ки. Звонил Геерт. В бешенстве, что я не пришла на встречу. «Мария! Я знаю, где ты! Наверняка у своей сестрицы! Я еду к вам, я не собираюсь больше этого терпеть!»

Его угрожающий тон меня напугал. А еще больше то, что он собрался сюда. Это грозило большим скандалом с Анс.

Второе сообщение было от Стива: «Хай, беби, почему не перезвонила? Ты мне нужна. Позвони, пожалуйста».

И еще: «Слушай, беби, раз уж ты не перезвонила, я собираюсь участвовать в Национальном фестивале песни, — он закатился громоподобным смехом. — И хочу, чтобы ты со мной пела. На бэк-вокале. Это твой шанс, Мария! Это он! Ну теперь-то перезвонишь? Бай!»

Фестиваль песни. Я даже посмеялась над Стивом: месяц не прошел, как он вернулся, а уже обо всем позаботился. Я всегда считала этот фестиваль началом заката карьеры. Но если учесть, что моя карьера даже не успела начаться… Это был шанс. Маленький, но все же. Меня покажут по телевидению. Меня увидят люди из настоящего шоу-бизнеса. Я смогу просить больше денег за концерты. А если бы мы победили и поехали на «Евровидение», это был бы выход на международную сцену и огромная популярность.

Впервые за долгое время во мне проснулся слабый проблеск надежды. Уже несколько недель я не думала о будущем, главным было спрятаться и выжить, а теперь я могла за что-то уцепиться, шанс, который я ждала всю жизнь. Я могла смотреть вперед. Я поеду со Стивом на фестиваль, что бы ни случилось.

Последнее сообщение оказалось от Ван Дейка: «Мы хотели бы задать вам несколько вопросов относительно расследования причин пожара в вашем доме. Не могли бы вы как можно скорее связаться с нами?» Конец сообщения.

Одна sms-ка была от Рини, та волновалась, как у нас дела. Другая от какой-то Петры. Так звали мою мать. Видимо, это был он.

«От судьбы не уйдешь, как ни прячься».

Отправитель: Петра.

Номер: (нет номера).

Я задрожала, как будто на меня опрокинули ведро со льдом. Судьба. И какой же была моя судьба? Я должна сойти с ума, как моя мать? Он найдет и убьет меня? Ну уж нет. Не дождетесь! Моя судьба — стоять со Стивом на сцене фестиваля.

Наконец у меня было доказательство, что угрозы существуют не только у меня в голове. Я сохранила сообщение, чтобы показать его Анс, Виктору и Ван Дейку. С этим он мог бы работать.

Сегодня я поеду в Амстердам. Поговорю с Ван Дейком и посмотрю на дом. Может, позвоню Геерту и Стиву. Я достаточно провалялась бревном на диване.

Анс было невозможно убедить, что я справлюсь сама. Она настаивала, что поедет со мной. Принимая такие таблетки, нельзя садиться за руль, а моя психика не выдержит допроса в полиции.

— Я не могу тебя отпустить. Я несу за тебя ответственность. Я всеми правдами и неправдами уговорила Виктора не забирать тебя в клинику. А если по дороге что-нибудь случится! А если ты перепугаешься вопросов в полиции! И меня не будет рядом, чтобы тебя защитить! И не позволить отправить тебя в сумасшедший дом! Давай я позвоню Ван Дейку и попрошу его приехать сюда…

— Анс, со мной не случится никакого припадка. Я просто хочу увидеть свой дом. Я должна что-то делать. Если ты позвонишь или поедешь со мной, они и правда подумают, что у меня не все дома. Я в порядке, правда. А те таблетки больше пить не буду. С тех пор как я стала их принимать, я чувствую себя как зомби. У меня дрожат руки, я устаю и мне ничего не хочется. Я не хочу больше задыхаться и лежать на диване. Мне надо ехать, а вечером я в целости и сохранности вернусь домой.