стол чашку и снова принялся усердно ковырять в зубах золотой зубочисткой. – Необыкновенно терпелив! Когда я начал одеваться, он уже сидел там, и с тех пор, кажется, даже позы не переменил. Вот чудак!
В эту минуту молодой человек встал и быстро зашагал к дому.
– Право, можно подумать, будто он меня услышал, сказал мистер Честер и, зевая, взял со стола газету. Милый Нэд!
Дверь отворилась, вошел Эдвард. Отец ласково улыбнулся ему и сделал приветственный жест.
– Вы не заняты, сэр? Можете уделить мне несколько минут для разговора? – спросил Эдвард. – Разумеется, Нэд, ты же знаешь, я никогда не бываю занят. Ты завтракал?
– Да, три часа назад.
– Вот ранняя пташка! – воскликнул мистер Честер, с томной улыбкой глядя на сына поверх зубочистки.
– Я плохо спал эту ночь и потому встал чуть свет, сказал Эдвард, – придвинув стул к столу и садясь. – Вы конечно, знаете, сэр, что мне не давало уснуть. И об этом-то я и хочу говорить с вами.
– Да, да, мой мальчик, прошу тебя, говори совершенно откровенно. Но только, пожалуйста, Нэд, без скучных банальностей – ты же знаешь, я их не выношу.
– Я буду говорить коротко и прямо…
– Не ручайся за себя, дружок, ты, конечно, этого не сможешь, – отозвался мистер Честер, закидывая ногу за ногу. – Так что ты хочешь сказать?
– А только то, – ответил его сын в сильном волнении, что мне известно, где вы были вчера вечером, сам там был. Знаю, с кем вы виделись и для чего.
– Неужели? – воскликнул мистер Честер. – Ну, вот и отлично. Это избавит нас от длинных и утомительных объяснений. Так ты был там, в этом самом доме? Почему же ты не поднялся ко мне? Я был бы очень рад.
– Я решил, что за ночь обдумаю все и лучше поговорить утром, когда оба мы поостынем, – сказал Эдвард.
– Видит бог, я и вчера достаточно там остыл, – возразил его отец. – Что за мерзкая гостиница! По адской выдумке того, кто ее строил, это не дом, а какой-то ветроуловитель, и холодище там, как на улице. Ты помнишь, наверно, какой резкий восточный ветер дул месяца полтора назад? Так вот, клянусь честью, этот самый ветер до сих пор еще бушует в старом «Майском Древе», хотя на дворе полное затишье. Ну, что же ты хочешь мне сказать, дружок?
– Я хочу вам сказать – и, видит бог, говорю это совершенно серьезно, – что по вашей милости я глубоко несчастен. Угодно вам выслушать меня внимательно?
– Дорогой мой, я готов слушать тебя с терпением святых подвижников, – сказал мистер Честер. – Передай мне, пожалуйста, молоко.
– Вчера вечером я виделся с мисс Хардейл, – начал Эдвард, пододвинув отцу молочник. – И при ней ее дядя выгнал меня из дома. Это было сразу после вашей встречи с ним и, конечно, вызвано вашей беседой. Да, он самым оскорбительным образом выгнал меня, и я уверен, что это – ваша вина.
– Ну, уж извини, Нэд, за его поведение, я, ей-богу, не отвечаю! Он – хам, неотесанный чурбан, попросту грубое животное, у него ни капли светского такта, который необходим в жизни… Смотри-ка, в молоке муха! Кажется, первая в этом году.
Эдвард встал и заходил по комнате, а его родитель продолжал невозмутимо пить чай.
– Отец, – сказал, наконец, молодой человек, останавливаясь перед ним, – поймите, такими вещами не шутят. Не будем обманывать друг друга и обманывать себя. Я намерен говорить с вами, как мужчина, говорить начистоту, так не мешайте же мне, не отталкивайте меня этим обидным равнодушием.
– Равнодушен ли я, предоставляю тебе самому решить, дружок! – возразил мистер Честер. – Скакать по грязи двадцать пять или тридцать миль, потом обед в «Майском Древе», разговор с Хардейлом, скажу без хвастовства, сильно напоминавший встречу Валентина и Орсона[37] , ночевка на постоялом дворе, общение с его хозяином и компанией идиотов и кентавров! Что же заставило меня добровольно вытерпеть все эти мучения? Равнодушие? Или сильнейшая тревога за тебя, отцовская привязанность и все такое? Суди сам.
– Я хочу, чтобы вы поняли, в какое ужасное положение вы меня ставите, – сказал Эдвард. – Любить мисс Хардейл так, как я ее люблю, и… – Дорогой мой, ты вовсе ее не любишь, – перебил его отец, снисходительно усмехнувшись. – Ты говоришь о вещах, в которых ничего не понимаешь. Какая там любовь? Никакой любви нет, поверь мне, ее люди выдумали. Ты же разумный человек, у тебя много здравого смысла Нэд, как ты можешь носиться с такими глупостями?! Право, ты меня удивляешь – никак я этого от тебя не ожидал. – Повторяю вам, я ее люблю, – сказал Эдварда резко. – Вы вмешались, чтобы нас разлучить, и отчасти этого добились, как я вам уже сказал. Могу я надеяться, что вы в конце концов примиритесь с нашим браком, или вы твердо и окончательно решили сделать все, что можете, чтобы разлучить нас?
– Милый Нэд, – мистер Честер понюхал табаку и придвинул табакерку сыну, – мои намерения именно таковы.
– С тех пор как я узнал и оценил Эмму, время для меня летело незаметно. Я жил как во сне и никогда не задумывался о своем положении, – сказал Эдвард. – Каково оно? Я с детства приучен к роскоши и праздности, меня воспитывали, как богатого наследника с самыми блестящими видами на будущее. Чуть не с колыбели мне внушали, что я богат и что те способы, которыми люди обычно прокладывают себе дорогу в жизни, мне вовсе не понадобятся и недостойны моего внимания. Я получил, как говорится, широкое образование, а в результате ни к чему не годен. И вот теперь я всецело завишу от вас и надеяться могу только на ваши милости. А между тем в важном вопросе о моем будущем мы с вами расходимся и, видимо, никогда не сойдемся. Я всегда чувствовал инстинктивное отвращение к тем людям, перед которыми, по- вашему, постоянно должен был заискивать, и к тем корыстным целям, которые в ваших глазах оправдывают такое поведение. То, что мы с вами до сих пор никогда не говорили откровенно и прямо, – не моя вина. И если сейчас моя прямота кажется вам чересчур резкой поверьте, отец, я говорю с вами так в надежде, что после этого в наших отношениях будет больше искренности, взаимного доверия и нежности.
– Я глубоко тронут, мой мальчик, – сказал, улыбаясь, мистер Честер. – Продолжай же, пожалуйста, но помни свое обещание. Говоришь ты очень серьезно, искренне и чистосердечно, но я с огорчением замечаю в твоих мыслях некоторую – правда, очень слабую – прозаичность…
– Извините, сэр…
– Нет, это ты меня извини, Нэд, но ты же знаешь, я не способен долго сосредоточивать мысли на одном и том же. Если ты сразу перейдешь к сути дела, я сам уже соображу все остальное и сделаю выводы. Пожалуйста, пододвинь мне опять молочник. Когда я долго слушаю кого-нибудь, я всегда прихожу в нервное состояние…
– Хорошо, я буду краток, – сказал Эдвард. – Так вот – я больше не могу мириться с моей полной зависимостью даже от вас, сэр. Времени потеряно много, всякие возможности упущены, но я еще молод и могу все наверстать. Дайте мне возможность посвятить все свои силы и способности какому-нибудь достойному делу. Я хочу попытаться проложить себе дорогу в жизни. В течение любого времени, какое вы назначите, – ну, скажем, в течение пяти лет, хорошо? – я обещаю ничего не предпринимать без вашего согласия в том деле, из-за которого между нами возник разлад. Все это время я буду так усердно и терпеливо, как только смогу, стараться прочно стать на ноги, чтобы не быть для вас обузой – я ведь вижу, вы этого боитесь, – когда женюсь на девушке, чье богатство – лишь ее красота и добродетели. Вы согласны, сэр? Когда пройдет назначенный срок, мы с вами вернемся к этому вопросу. А до тех пор не будем его поднимать – разве что вы сами этого захотите.
– Нэд, голубчик, – мистер Честер, тем временем рассеянно просматривавший газету, отложил ее и уселся поудобнее, – думаю, тебе известно, как я ненавижу так называемые семейные дела, – пусть себе ими занимаются плебеи в рождественские вечера, а людям нашего круга это никак не пристало. Но я вижу, что все твои планы основаны на заблуждении – на глубочайшей ошибке, Нэд! – так что делать нечего, придется мне побороть свое отвращение к таким разговорам. Я отвечу тебе совершенно прямо и откровенно. Но сперва, будь любезен, закрой дверь.
Когда Эдвард исполнил его просьбу, мистер Честер, подрезая ногти изящным ножичком, который достал из кармана, продолжал: – Своим хорошим происхождением, Нэд, ты обязан только мне – твоя мать, конечно, была очаровательная женщина и почти разбила мне сердце, когда так безвременно покинула меня и
