Мистер Тэппертит опять стал на цыпочки, приложил губы к его уху, но, ничего не сказав, откинул голову назад, пристально посмотрел на мистера Честера, опять нагнулся к его уху – и опять отодвинулся. Наконец он прошептал:
– Его зовут Джозеф Уиллет. Тсс! Больше ничего не скажу.
После этого содержательного сообщения он с таинственным видом сделал мистеру Честеру знак следовать за ним в столовую и на пороге возвестил тоном церемониймейстера:
– Мистер Честер!
– Не мистер Эдвард, – добавил он в качестве постскриптума, снова заглянув в дверь, – а его отец.
– И этот отец, – сказал мистер Честер, входя с шляпой в руке и заметив, какой эффект произвело пояснение Сима, – никак не желал бы помешать вашим занятиям, мисс Варден.
– Ах, подумайте, мэм, он принимает вас за вашу дочь! Ну разве я не говорила всегда, что вы с виду просто молоденькая девушка, мэм! Да, да, теперь вы поверите мне! Ну, что я говорила, мэм? – закричала Миггс, хлопая в ладоши.
– Неужели, – самым умильным голосом сказал ми стер Честер, – неужели же вы – миссис Варден? Я поражен. А это, конечно, не ваша дочь, миссис Варден? Нет, нет, не может быть! Это, вероятно, ваша сестра?
– Нет, это моя дочь, сэр, уверяю вас, – возразила миссис Варден, краснея, как девочка.
– Ах, миссис Варден! – воскликнул гость. – Какое это счастье – видеть себя возрожденными в своих детях и оставаться такими же молодыми, как они! Разрешите, сударыня, по доброму старому обычаю поцеловать вас… и вашу дочь также.
Долли попробовала уклониться от этой церемонии, но мать сердито пожурила ее и приказала сию же минуту исполнить желание гостя. Сурово и внушительно заявив, что гордыня – один из семи смертных грехов, а послушание и скромность – великие добродетели, она потребовала, чтобы Долли тотчас же позволила гостю поцеловать себя. При этом миссис Варден дала понять дочери, что, когда она, ее мать, делает что-нибудь, Долли может спокойно делать то же без всяких рассуждений, которые были бы дерзостью с ее стороны и прямым нарушением законов божиих.
После такого нагоняя Долли повиновалась, но весьма неохотно: ее очень смущало откровенное и бесцеремонное до наглости восхищение, которое она прочла на лице мистера Честера, как ни старался он скрыть его под маской изысканной учтивости. Она опустила глаза, чтобы не встретиться с ним взглядом, а он стоял и любовался ею. Затем обратился к ее матери:
– Вижу, что мой друг Гейбриэл, с которым я только сегодня познакомился, – счастливый человек, миссис Варден.
– Ах! – миссис Варден вздохнула и покачала головой.
– Ах! – немедленно вздохнула и Мните.
– Неужели же… – сочувственно подхватил мистер Честер. – Господи, твоя воля!
– Хозяин старается, сэр, – прошептала Миггс, бочком подобравшись к нему, – старается быть благодарным, насколько ему характер позволяет и насколько он способен оценить то, что ему послал бог. Но знаете, сэр, – тут Миггс искоса посмотрела на миссис Варден и, перемежая свою речь выразительными вздохами, продолжала: – Мы не умеем ценить дары божии, пока не лишимся их. Тем хуже для тех, сэр, кто не печется о своем винограднике и смоковнице и у кого этот грех останется на совести, когда они погибнут и зацветут в ином саду. – И мисс Миггс подняла глаза к небу, чтобы показать, какой сад она имеет в виду. Миссис Варден, конечно, слышала эту достаточно внятно произнесенную и явно предназначавшуюся для ее ушей тираду, в которой заключалось метафорическое предсказание, что она, миссис Варден, преждевременно падет под бременем испытаний и воспарит в надзвездные края. Она тотчас приняла томный вид и, взяв с соседнего стола один из томиков «Наставлений протестантам», оперлась на него, как бы желая показать, что он – ее якорь надежды. Не преминув заметить это и прочтя заглавие на корешке, мистер Честер тихонько взял у миссис Варден книгу и стал ее перелистывать.
– Это – моя настольная книга, дорогая миссис Варден. Как часто, ах, как часто черпал я из нее правила нравственности и в доступной детям форме внушал их моему дорогому сыну Нэду, – тогда он был так мал, что вряд ли это помнит. (Последнее было совершенно верно.) Вы знаете Нэда?
Миссис Варден ответила, что имела честь познакомиться с ним и что он – очень приятный и красивый молодой человек.
– Миссис Варден, вы – мать, – промолвил мистер Честер, беря понюшку табаку, – и понимаете, что я чувствую, когда хвалят моего сына. Правда, он меня несколько заботит… даже сильно заботит… У него такой непостоянный нрав, миссис Варден! Порхает, как мотылек, с цветка на цветок, от одной любви к другой. Впрочем, молодость – пора легкомыслия, сударыня, и не следует слишком строго судить ее за это.
Он посмотрел на Долли. Она очень внимательно слушала. А ему этого только и нужно было!
– Единственное, что заставляет меня сожалеть об этой слабости Нэда… Кстати говоря, я вспомнил, что хотел вас просить уделить мне минутку для разговора с глазу на глаз… Да, единственное, в чем я упрекаю Нэда, это в неискренности, которую неизбежно влечет за собой ветреность. Из любви к нему я стараюсь скрыть это от себя самого, но не могу не думать об этом постоянно. Для меня лицемер – последний человек. будем всегда искренни, дорогая миссис Варден.
– И добрыми протестантами, – подсказала шепотом миссис Варден.
– И, конечно, добрыми протестантами. Будем искренни, глубоко благочестивы, будем строго блюсти нравственность и справедливость (не забывая притом о милосердии), будем честны и правдивы – и мы только выиграем от этого. Разумеется, это немного, но все же кое-что: мы, так сказать, закладываем этим фундамент, на котором зиждется великое здание духовного совершенства.
«Вот поистине замечательный человек!» – мысленно говорила себе миссис Варден. Она уже видела в мистере Честере идеал кроткого, добродетельного и стойкого христианина. Обладая всеми качествами, которые так трудно даются людям, он сумел сохранить в себе все основные добродетели, так сказать насыпав им соли на хвост, чтобы не улетучились, – и притом ничуть не ставит себе этого в заслугу и стремится к еще большему совершенству! Добрая женщина, как и многие, принимала за чистую монету его притворную скромность, позу человека, якобы не придающего значения своим великим заслугам, небрежный тон, словно говоривший: «Вот я какой, я не горд, не считаю себя лучше других, – не будем говорить об этом». Именно потому, что мистер Честер говорил о себе словно нехотя, покоряясь необходимости, речи его произвели на слушательницу такое впечатление.
Сообразив это – ибо мало кто мог в таких случаях соперничать с ним в наблюдательности, – мистер Честер усилил атаку и провозгласил еще несколько неоспоримых истин – правда, довольно неопределенного и общего характера и смахивающих на затрепанные и банальные сентенции, но высказанных так мило, с такой задушевностью, что они подействовали как нельзя лучше. И это ничуть не удивительно: пустые сосуды при падении издают гораздо более мелодичный звук, чем полные, и точно так же пустые слова часто звучат в мире громче всего и больше всего нравятся людям.
Картинным жестом вытянув руку с открытой книгой, а другую руку положив на грудь, мистер Честер разглагольствовал, чаруя всех своих слушателей, как ни различны были их мысли и чувства. Даже Долли, сильно смущенная его плотоядными взглядами и «гипнотизирующим» взором Сима Тэппертита, сознавалась себе, что никогда еще не встречала такого красноречивого джентльмена. Даже Миггс, в душе которой боролись восхищение мистером Честером и смертельная зависть к хозяйской дочке, и та в конце концов была умиротворена. И мистер Тэппертит, хоть и был, как мы уже говорили, поглощен созерцанием своей дамы сердца, невольно отвлекался от этого занятия, плененный голосом чародея. А миссис Варден мысленно твердила себе, что ничто в жизни никогда еще не действовало на ее душу так благотворно, как речи гостя. Когда же мистер Честер встал и попросил разрешения поговорить с нею наедине, а затем, предложив ей руку и отступив на полшага, повел ее торжественно наверх, в парадную гостиную, она решила, что он – сущий ангел во плоти.
– Дорогая миссис Варден, – сказал он, галантно под нося к губам ее руку, – присядьте, прошу вас.
Миссис Варден села, призвав на помощь все свое знание светских обычаев.
– Вы догадываетесь, о чем я хочу говорить? – спросил мистер Честер, придвинув свой стул поближе. – Вы поняли меня? Дорогая миссис Варден, я – любящий отец.
– Сэр, я в этом ничуть не сомневаюсь, – отозвалась миссис Варден.
