растерялся. - Я сама когда-то была подопечной. Тогда я еще не была полоумной, - продолжала она, делая глубокие реверансы и улыбаясь после каждой своей коротенькой фразы. - Я была одарена молодостью и надеждой. Пожалуй, даже красотой. Теперь все это не имеет никакого значения. Ни та, ни другая, ни третья не поддержала меня, не спасла. Я имею честь постоянно присутствовать на судебных заседаниях. Со своими документами. Ожидаю, что суд вынесет решение. Скоро. В день Страшного суда. Я разгадала, что шестая печать, о которой сказано в Откровении *, - это печать лорда верховного канцлера. Она давным- давно снята! Прошу вас, примите мое благословение.
Ада немного испугалась, а я, желая сделать удовольствие старушке, сказала, что мы ей очень обязаны.
- Да-а! - промолвила она жеманно. - Полагаю, что так. А вот и Велеречивый Кендж. Со своими документами! Как поживаете, ваша честь?
- Прекрасно, прекрасно! Ну, не приставайте к нам, любезная! - бросил на ходу мистер Кендж, уводя нас в свою контору.
- И не думаю, - возразила бедная старушка, семеня рядом со мной и Адой. - Вовсе не пристаю, я обеим им завещаю поместья, а это, надеюсь, не значит приставать? Ожидаю, что суд вынесет решение. Скоро. В день Страшного суда. Для вас это доброе предзнаменование. Примите же мое благословение!
Дойдя до широкой крутой лестницы, она остановилась и не пошла дальше; но когда мы, поднимаясь наверх, оглянулись, то увидели, что она все еще стоит внизу и лепечет, приседая и улыбаясь после каждой своей коротенькой фразы:
- Молодость. И надежда. И красота. И Канцлерский суд. И Велеречивый Кендж! Ха! Прошу вас, примите мое благословение!
ГЛАВА IV
Телескопическая филантропия
Мистер Кендж сообщил нам, когда мы вошли в его кабинет, что нам придется переночевать у миссис Джеллиби, затем повернулся ко мне и сказал, что я, конечно, знаю, кто такая миссис Джеллиби.
- Нет, не знаю, сэр, - ответила я. - Может быть, мистер Карстон... или мисс Клейр...
Но нет, они ровно ничего не знали о миссис Джеллиби.
- Та-ак, та-ак!.. Миссис Джеллиби, - начал мистер Кендж, становясь спиной к камину и устремляя взор на пыльный каминный коврик, словно на нем была написана биография упомянутой дамы, - миссис Джеллиби - это особа с необычайно сильным характером, всецело посвятившая себя обществу. В разные времена она занималась разрешением чрезвычайно разнообразных общественных вопросов, а в настоящее время посвящает себя (пока не увлечется чем-либо другим) африканскому вопросу, точнее - культивированию кофейных бобов... а также туземцев... и благополучному переселению на берега африканских рек лишнего населения Англии. Мистер Джарндис, - а он охотно поддерживает любое мероприятие, если оно считается полезным, и его часто осаждают филантропы, мистер Джарндис, по- видимому, очень высокого мнения о миссис Джеллиби.
Мистер Кендж поправил галстук и посмотрел на нас.
- А мистер Джеллиби, сэр? - спросил Ричард.
- Да! Мистер Джеллиби - он... э... я - пожалуй, смогу сказать вам о нем только то, что он муж миссис Джеллиби, - ответил мистер Кендж.
- Значит, он просто ничтожество, сэр? - проговорил Ричард, усмехаясь.
- Этого я не говорю, - с важностью ответил мистер Кендж. - Никак не могу этого сказать, ибо ровно ничего не знаю о мистере Джеллиби. Если мне не изменяет память, я ни разу не имел удовольствия его видеть. Возможно, что мистер Джеллиби человек выдающийся, но он, так сказать, растворился, растворился в более блестящих качествах своей супруги.
Далее мистер Кендж объяснил, что в такой ненастный вечер путь до Холодного дома показался бы нам очень долгим, темным и скучным, тем более что сегодня нам уже пришлось проехаться; поэтому мистер Джарндис сам предложил, чтобы мы переночевали в Лондоне. Завтра утром за нами к миссис Джеллиби приедет карета, которая и увезет нас из города.
Он позвонил в колокольчик, и вошел молодой человек, тот самый, который встретил меня, когда я приехала.
Мистер Кендж назвал его Гаппи и спросил, отвезли ли к миссис Джеллиби вещи мисс Саммерсон и весь остальной багаж. Мистер Гаппи сказал, что багаж отвезли, а сейчас у подъезда ждет карета, которая отвезет туда же и нас, как только мы пожелаем.
- Теперь, - начал мистер Кендж, пожимая нам руки, - мне осталось только выразить мое живейшее удовлетворение (до свиданья, мисс Клейр!) вынесенным сегодня решением и (всего вам хорошего, мисс Саммерсон!) живейшую надежду, что оно принесет счастье (рад, что имел честь познакомиться с вами, мистер Карстон!), всяческое благополучие и пользу всем заинтересованным лицам. Гаппи, проводите наших друзей до места.
- А где это 'место', мистер Гаппи? - спросил Ричард, когда мы спускались с лестницы.
- Близехонько, - ответил мистер Гаппи, - Тейвис-Инн, знаете?
- Понятия не имею, где это, - ведь я приехал из Винчестера * и никогда не бывал в Лондоне.
- Да тут рядом, за углом, - объяснил мистер Гаппи. - Свернем на Канцлерскую улицу, прокатимся по Холборну, и не пройдет четырех минут, как мы уже на месте, - рукой подать. Ну, мисс, теперь-то уж вы сами видите, что в Лондоне 'всегда так', не правда ли?
Он, кажется, был в восторге от того, что я это вижу.
- Туман действительно очень густой! - подтвердила я.
- Но нельзя сказать, что он дурно влияет на вас, смею заверить, проговорил мистер Гаппи, закинув подножку кареты. - Напротив, мисс, судя по вашему цвету лица, он вам на пользу.
Я поняла, что, отпуская этот комплимент, он просто хотел доставить мне удовольствие, и сама посмеялась над собой за то, что покраснела; а мистер Гаппи, захлопнув дверцу, уже взобрался на козлы, и мы трое со смехом принялись болтать о том, какие мы все неопытные и какой этот Лондон странный, да так и болтали, пока не свернули под какую-то арку и не достигли места нашего назначения - узкой улицы с высокими домами, похожей на длинную цистерну, до краев наполненную туманом. Кучка зевак, в которой детей было больше, чем взрослых, стояла перед домом, к которому мы подъехали, - на двери его была прибита потускневшая медная дощечка с надписью: 'Джеллиби'.
- Ничего страшного, не волнуйтесь! - сказал мистер Гаппи, заглядывая к нам в окно кареты. - Это просто один из ребят Джеллиби застрял головой в ограде нижнего дворика.
- Бедняжка! - воскликнула я. - Откройте, пожалуйста, дверцу, - я выйду!
- Будьте осторожны, мисс. Ребята Джеллиби вечно выкидывают какие-нибудь штуки, - предупредил меня мистер Гаппи.
Я направилась к дворику, вырытому ниже уровня улицы *, и подошла к бедному мальчугану, который оказался одним из самых жалких замарашек, каких я когда-либо видела; застряв между двумя железными прутьями, он, весь красный, вопил не своим голосом, испуганно и сердито, в то время как продавец молока и приходский надзиратель, движимые самыми лучшими побуждениями, старались вытащить его наверх за ноги, очевидно полагая, что это поможет его черепу сжаться. Присмотревшись к мальчику (но сначала успокоив его), я заметила, что голова у него, как у всех малышей, большая, а значит туловище, вероятно, пролезет там, где пролезла она, и сказала, что лучший способ вызволить ребенка - это пропихнуть его головой вперед. Продавец молока и приходский надзиратель принялись выполнять мое предложение с таким усердием, что бедняжка немедленно грохнулся бы вниз, если бы я не удержала его за передник, а Ричард и мистер Гаппи не прибежали на дворик через кухню, чтобы подхватить мальчугана, когда его протолкнут. В конце концов он, целый и невредимый, очутился внизу, и тут же в остервенении принялся колотить мистера Гаппи палочкой от обруча.
Ни один из обитателей этого дома не вышел на шум, если не считать какой-то особы в высоких деревянных сандалиях, которая, стоя внизу во дворике, тыкала в мальчугана метлой, - не знаю, зачем, да, впрочем, она, пожалуй, и сама этого не знала. Поэтому я решила, что миссис Джеллиби нет дома, и была очень удивлена, когда та же особа появилась в коридоре, - но уже без сандалий, - и, проводив Аду и меня до выходящей во двор комнаты на втором этаже, доложила о нас так:
- Молодые леди пришли, миссис Джеллиби, те самые!
