— В том письме, что у Меллу, ничего нет, как вам, вероятно, известно. — При этих словах молодой человек помотал головой. — Вас он упоминает как капитана «Пикансу», а дона Руя — как его лоцмана. Переш не делает таких ошибок беспричинно. Письмо у вас при себе?
Алема полез в куртку и вручил ему письмо.
— Если бы все было нормально, нас бы здесь давно уже не было, — сказал он. — При других обстоятельствах трудно было бы придумать причину для нашей стоянки.
— При других обстоятельствах? О чем это вы?
— Вы же слышали за столом. Мы ждем груза вот уже месяц. Рабов нет. И по всему побережью — то же самое. Раньше мы вставали на рейд в нескольких лигах от Аксима, чтобы принять на борт свежую воду и овощи. Цены в форте кусаются, так что… Это очень разорительно. Мы знаем тамошних туземцев, и они знают свое место. Но в этот раз — ничего. — Алема недоуменно пожал плечами. — Мы видели, что они наблюдают за нами с берега, но подплыть к нам они не пожелали.
Тейшейра аккуратно сложил и убрал письмо. Он отчасти слушал Алему, отчасти думал о словах, над которыми вскоре будет размышлять у себя в каюте. О словах Переша.
— Вы встречались с ним лично? — спросил он у лоцмана. — С Перешем, я имею в виду.
Тот помотал головой.
— Только с одним из его помощников.
— С Алвару Каррейрой?
— Имени он не называл. Он немного старше меня. — Затем Алема замолк и поспешно огляделся по сторонам. — Есть еще одно дело, — начал он быстро и негромко.
Они шагали по безлюдной извилистой тропе, которая постепенно распрямлялась, превращаясь в дорогу, ведущую вдоль берега к пирсам и тому месту, где они высадились. В нескольких сотнях шагов впереди шли Мешкита и дон Франсишку, причем последнего капитану каравеллы приходилось поддерживать.
— Дон Руй предпочитает об этом помалкивать, потому что если Меллу узнает, то поимеет все корабли, подходящие к этому побережью. — Он одернул себя и собрался с мыслями. — Это было на Риу- Реал. Мы заплыли слишком далеко вдоль берега и слишком далеко в устье реки. Мы увидели его, когда боролись со встречным ветром и шли на юг, видели только мельком — он был лигах в пяти или больше… В устье стоял на якоре корабль. Это было месяц назад. Потом я думал обо всех этих сегодняшних разговорах, об упадке торговли…
— И что? Здесь торгуют многие корабли, разве не так?
Тейшейра не мог распознать причин его волнения.
— Да-да, так оно и есть, — согласился Алема. — Но не там и не сейчас. Когда мы отплыли, «Берриу» и «Эшфера» все еще набирали команды. Мы первые в этом сезоне. Возможно, это капер, испанское судно, а может, даже французское, — последнее слово он произнес с ощутимым содроганием, — но все равно не понятно, почему они бросили якорь там.
— На Риу-Реал?
— Вряд ли это можно назвать рекой. Берег там — что-то вроде болота или затопленного леса, и это тянется на пятьдесят лиг. Тамошний народ — иджо, рыбаки. Но торговли — никакой. Ни золота, ни перца, малагетского или бесхвостого, ни рабов.
Теперь они почти вышли к берегу. Мешкита уже шагал по пирсу, который закрывал от них дона Франсишку. Алема объяснял Тейшейре, что устье Риу-Реал находится на равном удалении от мест впадения в море Фермозу и Камароньша.
— Если бы кто-то вздумал торговать с этими всемогущими эззери, то бросил бы якорь именно там, — сказал он. — Вы так не думаете?
Тейшейра кивнул, но теория лоцмана лежала в области догадок и предположений. Судно могло быть загнано туда ветром или же бросить якорь, чтобы взять на борт воду или рыбу у этих самых иджо. Ему до этого не было никакого дела. Его беспокоил один только зверь. Лоцман умолк.
— Вы хорошо справились со своим поручением, — сказал Тейшейра, когда они подошли к пирсу. — Я буду рекомендовать вас Перешу, когда с ним увижусь.
Казалось, это обрадовало Алему.
— Вы поплывете прямиком в Белен? — спросил он.
— Если будет на то Божья воля, — отозвался Тейшейра, постукивая по прижатому к груди письму. Воля Переша, подумал он.
Там они расстались, и Алема быстрым шагом пошел по пирсу к каравелле. Тейшейра проследил за тем, как он поднялся на борт, затем пошел дальше вдоль берега. Черная вода бухты обращалась в белую пену, когда набегала на берег и разбивалась о него, подсвеченная пробирающейся между туч луной. На ее фоне различались шесть высоких фигур, затем видна стала лодка, а в последнюю очередь, немного выше по берегу, он углядел распростертого на земле человека. Фидалгу громко храпел, подобрав колени к груди.
— Конина, — пробормотал он себе под нос. — Чудовище.
— Забросьте его в лодку, — сказал он.
Слова Переша, его голос, его рука. В послании, которое он держал перед собой, Тейшейра ощущал присутствие этого человека.
«Ажуда» отплыла двумя днями позже, отремонтированная и пополнившая запасы провианта. Теперь, укрывшись у себя в каюте, он перечитывал это письмо, отыскивая намеки, ключи, все то, что мог упустить при первом торопливом прочтении в ночь устроенного Меллу банкета. Это было нечто такое, что можно было бы бросить в лицо дону Франсишку. Он слышал, как на палубе над ним кричат матросы. Через час они будут в открытом море; пока же судно стояло на якоре в заливе, он не мог доверять фидалгу, это должно произойти сейчас, прежде чем Гонсалу развернет их и они направятся на юг, чтобы поймать пассаты, которые вернут их домой. Не на юг, подумал он. На север. Не прочь от огромного континента, который они почти обогнули, но по направлению к нему… Разнообразием реплик дон Франсишку не отличался.
— Что? Вы посмели прийти ко мне и просить, чтобы, чтобы…
Он поднимал шум и ярился на глазах у всей команды, когда они стояли вдвоем на полуюте рядом с Эштеваном, который старался оставаться глухим и слепым к бредовым требованиям фидалгу и был полностью поглощен наивыгоднейшей установкой парусов. Их придется переустанавливать, лениво думал Тейшейра, когда дон Франсишку пыхал ему в лицо гневом, — ведь он все равно добьется своего.
Зверь: он повторял это себе в последовавшие дни. Умирающее чудовище. И притом злобное… Он
