речь.
— Том, я уже надежду потерял, что ты хоть когда-нибудь что-нибудь будешь понимать, — сказал его отец, который, без сомнения, очень много вынес из беседы с мистером Спаркинсом.
— Мне кажется, Том, — сказала мисс Тереза, — что ты нынче вечером вел себя просто глупо.
— Ну конечно! — воскликнули все разом, и несчастный Том сжался в комок и забился в угол. Этим же вечером мистер и миссис Молдертон имели долгую беседу относительно устройства судьбы своей дочери и ее видов на будущее. Мисс Тереза отошла ко сну, терзаясь сомнениями, следует ли ей поощрять визиты теперешних своих подруг, в случае ежели она выйдет за титулованную особу; и всю ночь напролет ей снились переодетые вельможи, многолюдные рауты, страусовые перья, свадебные банты и Горацио Спаркинс.
В воскресенье утром много было высказано предположений насчет того, каким образом доберется до них долгожданный Горацио Спаркинс. Держит ли он выезд? возможно ли, что он приедет верхом? или, быть может, снизойдет до дилижанса? Эти и другие соображения того же рода и не меньшей важности поглощали внимание миссис Молдертон и ее дочерей все утро после церкви.
— Честное слово, дута моя, такая досада, что этот твой вульгарный братец напросился нынче на обед, — сказал мистер Молдертон жене. — Я нарочно поостерегся и не пригласил никого, кроме Флемуэла, именно из-за того, что у нас будет нынче мистер Спаркинс. А тут, только представь себе: твой братец, какой-то торгаш — просто немыслимо! Я не потерплю, чтоб он толковал при новом госте о своей лавочке, — нет, ни за что на свете! Если б у него хватило здравого смысла скрывать, что он позорит всю семью, — это бы еще куда ни шло; так нет же, он до того любит свое гнусное дело, что непременно сообщает всем и каждому, кто он такой.
Мистер Джейкоб Бартон, о котором шла речь, был крупный бакалейщик, до такой степени вульгарный и до того нечувствительный ко всяким деликатностям, что он и вправду ничуть не стеснялся своего дела: он на нем деньги нажил, и пускай хоть все об этом знают, ему наплевать.
— А! Флемуэл, дорогой мой, как поживаете? — воскликнул мистер Молдертон, когда в комнату вошел маленький суетливый человечек в зеленых очках. — Вы получили мою записку?
— Да, получил, поэтому я и приехал.
— Не знаете ли вы этого мистера Спаркинса, хотя бы по фамилии? Вы ведь всех знаете.
Мистер Флемуэл был один из тех господ, обладающих самыми обширными сведениями, каких иногда можно встретить в обществе и которые кичатся тем, что всех знают, на самом же деле не знают ровно никого. В доме Молдертона, где любые анекдоты о великих мира сего выслушивались с жадностью, он был, что называется, любимчиком; и, отлично понимая, с кем имеет дело, он давал волю своей страстишке и, не зная удержу, хвастался знакомством со всеми значительными людьми. У него была довольно оригинальная манера врать как бы в скобках, с видом величайшей скромности, будто опасаясь, что его сочтут хвастуном.
— Да нет, под этой фамилией я его не знаю, — отвечал Флемуэл, понизив голос и с самым многозначительным выражением. — Не сомневаюсь, однако, что я его знаю. Он высокого роста?
— Нет, среднего, — сказала мисс Тереза.
— Волосы черные? — наудачу осведомился Флемуэл.
— Да, — с готовностью подтвердила мисс Тереза.
— Нос довольно короткий?
— Не-ет, — отвечала огорченная Тереза, — нос у него римский.
— Я и сказал, римский нос, не так ли? — вопросил Флемуэл. — Он хорошо одевается?
— О, конечно!
— И прекрасно держится в обществе?
— О да! — отвечало все семейство хором. — Вы его, должно быть, знаете.
— Да, я так и думал, что вы его должны знать, если он значительное лицо, — торжествующе воскликнул мистер Молдертон. — Как, по-вашему, кто он такой?
— Судя по описанию, — в раздумье произнес Флемуэл, понизив голос почти до шепота, — он очень похож на виконта Огастеса Фиц-Эдварда Фиц-Джона Фиц-Осборна. Высокоталантливый молодой человек и при этом большой оригинал. Весьма вероятно, что он временно переменил фамилию для какой-нибудь цели.
Сердце Терезы сильно забилось. Неужели это в самом деле виконт Огастес Фиц-Эдвард Фиц-Джон Фиц-Осборн? Какое имя, если его изящно отпечатать на двух глазированных карточках, соединенных белой атласной лентой! «Виконтесса Фиц-Эдвард Фиц-Джон Фиц-Осборн!» Головокружительная мысль!
— Без пяти минут пять, — сказал мистер Молдертон, взглянув на свои часы, — надеюсь, он нас не обманет.
— Вот он! — воскликнула мисс Тереза, когда послышался громкий стук в парадную дверь. Все постарались принять такой вид, — как это обычно делается, когда гостя ждут с особенным нетерпением, — будто они даже и не подозревали о его приходе.
Дверь в комнату отворилась. «Мистер Бартон!» объявил слуга.
— Черт бы его взял! — пробормотал Молдертон. — А! Дорогой мой, как поживаете? Что новенького?
— Да ничего нет, — отвечал бакалейщик привычно грубоватым тоном. — Ровно ничего особенного. Ничего такого не слыхал. Здравствуйте, мальчики и девочки! Мистер Флемуэл, очень рад вас видеть, сэр.
— А вот и мистер Спаркинс, — заметил Том, глядевший в окно, — да еще на какой лошади!
И действительно, Горацио Спаркинс на крупной вороной лошади выделывал такие курбеты и пируэты, словно работал наездником в цирке Астли. После долгого отпускания и натягивания поводьев под аккомпанемент храпенья, фырканья и стука копыт лошадь согласилась остановиться ярдах в ста от калитки, где Горацио спешился, доверив животное заботам молдертоновского конюха. Церемония представления была проделана по всей форме. Мистер Флемуэл глядел на Горацио сквозь зеленые очки с таинственным и значительным видом, а галантный Горацио глядел на Терезу так выразительно, что и сказать невозможно.
— Это и есть виконт Огастес, как его там? — шепотом спросила миссис Молдертон Флемуэла, который вел ее в столовую.
— Н-нет, то есть не совсем так, — отвечал этот великий авторитет, — не совсем так.
— Кто же он тогда?
— Тс-с! — произнес Флемуэл со значительным видом, говорившим, что он отлично знает, но никак не может открыть эту важную тайну по соображениям государственного порядка. А может, это кто-нибудь из министров знакомится таким образом с умонастроением народа?
— Мистер Спаркинс, — вне себя от радости сказала миссис Молдертон, — сядьте, пожалуйста, между дамами. Джон, поставьте стул для гостя между мисс Терезой и мисс Марианной. — Эти ее слова относились к слуге, который обыкновенно работал то за конюха, то за садовника; но так как надо было произвести на Спаркинса впечатление, то его заставили надеть белый галстук и башмаки, причесали и пригладили, чтобы он мог сойти за второго лакея.
Обед был превосходный, Горацио усиленно ухаживал за мисс Терезой, и все были настроены как нельзя лучше, кроме мистера Молдертона, который, зная наклонности своего шурина, терпел невыносимые мучения того рода, какие, если верить газетам, испытывают все живущие по соседству с кабаком, когда сиделец вешается на сеновале, что «гораздо легче вообразить себе, нежели описать».
— Флемуэл, давно ли вы виделись с вашим другом, сэром Томасом Нолендом? — спросил мистер Молдертон, искоса поглядывая на Горацио, чтобы проверить, какое впечатление произведет имя этого великого человека.
— Да нет, не так давно. А вот лорда Гоблтона я видел третьего дня.
— Вот как! Надеюсь, его милость в добром здоровье? — спросил Молдертон с живейшим участием. Едва ли нужно говорить, что до этой минуты он и не подозревал о существовании такой особы.
— О да, он здоров, вполне здоров. Отличный человек. Я его встретил в Сити и долго с ним разговаривал. Да, я с ним довольно близко знаком. Однако мне не удалось поговорить с ним как следует, потому что я торопился к одному банкиру — очень богатый человек и член парламента, с ним я тоже знаком
