Ничего не поделаешь, берут таких, какие есть. Это большая беда, когда негде взять получше.
Ветер крепчал.
- Ну-с, Хартхаус, - сказал мистер Баундерби, - как вам это понравится? Недурно, а? Вы скажете - помилуй бог, с какими субъектами моим друзьям приходится иметь дело. Но это еще что, сэр! Вот послушайте, я задам этому человеку вопрос. Прошу вас, мистер Блекнул, - сильный порыв ветра, разрешите узнать, как это случилось, что вы отказались примкнуть к союзу?
- Как случилось?
- Вот именно! - сказал мистер Баундерби, засунув большие пальцы за жилет, тряся головой и доверительно подмигивая противоположной стене, - как это случилось?
- Мне не хотелось бы говорить об этом, сэр. Но раз уж вы задали вопрос, чтобы меня не сочли невежей, я вам отвечу. Я слово дал.
- Только не мне, полагаю, - ввернул Баундерби. (Погода бурная с обманчивыми штилями, - как, например, сейчас.)
- Нет, нет, сэр. Не вам.
- Уж, во всяком случае, не из уважения ко мне это было сделано, сказал Баундерби, все еще обращаясь к стене. - Ежели бы это касалось только Джосайи Баундерби из Кокстауна, вы бы, не задумываясь, примкнули к ним?
- Разумеется, сэр. Так оно и есть.
- Хотя он отлично знает, - сказал мистер Баундерби, свирепея, - что это шайка мерзавцев и бунтовщиков, для которых каторга и то слишком большая милость! Ну-с, мистер Хартхаус, вы повидали свет. Попадалось вам что-нибудь похожее на этого человека за пределами нашего славного отечества? - И мистер Баундерби гневным перстом указал на Стивена.
- Нет, сударыня, - сказал Стивен Блекнул, инстинктивно обращаясь к Луизе, после того как взглянул ей в лицо, и решительно возражая против слов, употребленных мистером Баундерби, - не бунтовщики и не мерзавцы. Это неверно, сударыня, неверно. Они круто поступили со мной, я это знаю и чувствую. Но из них не наберется и десятка, - да не десятка, а полдесятка, сударыня, - таких, которые бы не думали, что исполнили свой долг перед всеми и перед собой. Я знал этих людей и жил среди них всю свою жизнь, ел и пил с ними, работал вместе с ними, любил их, и боже упаси, чтобы я не вступился за них, когда их оговаривают, - как бы они ни обошлись со мной!
Эти проникновенные слова были сказаны с прямотой, присущей людям его среды - и, быть может, с горделивым сознанием, что он остался верен товарищам, хоть они и обвинили его в предательстве; но он хорошо помнил, где находится, и даже не повысил голоса.
- Нет, сударыня, нет. Они привержены друг к другу, преданы друг другу, сострадают друг другу, не щадя жизни. Какое бы ни приключилось горе - а ведь к бедному человеку горе часто стучится в дверь, - нужда ли, хворь или еще что - они ласковы с тобой, жалостливы и рады помочь по-христиански. Это сущая правда, сударыня. И всегда так будет, хоть разорвите их на части.
- Короче говоря, - сказал мистер Баундерби, - оттого, что они образцы добродетели, они вышвырнули вас вон. Раз уж вы начали говорить об этом, доскажите до конца. Мы вас слушаем.
- Почему так получается, - продолжал Стивен, по-прежнему обращаясь к Луизе и, видимо, читая сочувствие на ее лице, - что как раз все самое лучшее в нас всегда доводит нашего брата до горя и беды - ума не приложу. Но это так. Я это твердо знаю, как знаю, что у меня небо над головой, хоть его и не видно за дымом. И мы терпеливы и ничего дурного делать не хотим. Не могу я поверить, чтобы вся вина была наша.
- Ну-с, любезнейший, - сказал мистер Баундерби, которого Стивен, сам того не подозревая, донельзя разозлил обращением не к нему, а к кому-то еще, - ежели вы на минутку удостоите меня своим вниманием, я желал бы перемолвиться с вами словом. Вы только что заявили, что ничего не имеете сообщить нам об этой затее. Так вот, прежде всего скажите, - вы вполне уверены, что ничего не можете сообщить?
- Вполне уверен, сэр.
- Здесь присутствует джентльмен из Лондона, - мистер Баундерби через плечо показал большим пальцем на мистера Джеймса Хартхауса. - Этот джентльмен - будущий член парламента. Я желаю, чтобы он послушал коротенький разговор между мной и вами, хотя я мог бы сам изложить ему суть дела - ибо я заранее знаю, к чему это сведется. Никто не знает этого лучше меня, имейте в виду! Но пусть он услышит своими ушами, а не принимает мои слова на веру.
Стивен поклонился джентльмену из Лондона, и на лице его отразилось еще большее недоумение, чем обычно.
Глаза его невольно опять обратились к Луизе, ища в ней прибежище, но она ответила ему столь выразительным, хотя и быстрым взглядом, что он немедля перевел их на лицо мистера Баундерби.
- Ну-с, на что же вы жалуетесь? - вопросил мистер Баундерби.
- Я не пришел сюда жаловаться, сэр, - напомнил ему Стивен. - Я пришел потому, что за мной послали.
- На что же вы жалуетесь, - повторил свой вопрос мистер Баундерби, скрестив руки на груди, - вообще говоря, вы все?
Стивен с минуту колебался, потом, видимо, принял решение.
- Сэр, объяснять я не мастер, да и сам я не очень понимаю, что тут неладно, хоть и чувствую это не хуже других. Как ни верти - выходит морока, сэр. Оглянитесь вокруг в нашем городе - богатом городе! - и посмотрите, сколько людей родится здесь для того лишь, чтобы всю жизнь, от колыбели до могилы, только и делать, что ткать, прясть и кое-как сводить концы с концами. Посмотрите, как мы живем, где живем, и как много нас, и какие мы беззащитные, все до одного; посмотрите - фабрики всегда работают, всегда на ходу, а мы? Мы все на той же точке. Что впереди? Одна смерть. Посмотрите, кем вы нас считаете, что вы про нас пишете, что про нас говорите, и посылаете депутации к министрам, и всегда-то вы правы, а мы всегда виноваты, и сроду, мол, в нас никакого понятия не было. И год от года, от поколения к поколению, что дальше, то больше и больше, хуже и хуже. Кто же, сэр, глядя на это, может, не кривя душой, сказать, что здесь нет мороки?
- Так, так, - сказал мистер Баундерби. - А теперь вы, может быть, объясните этому джентльмену, какой вы предлагаете выход из этой мороки (раз уж вам угодно так выражаться).
- Не знаю, сэр. Откуда мне знать это? Не у меня надо спрашивать, где найти выход, сэр. Спрашивать надо у тех, кто поставлен надо мной и над всеми нами. Ежели не это их дело, то что же?
- А вот я вам сейчас скажу, что, - отвечал мистер Баундерби. - Мы это покажем на примере полдюжины Слекбриджей. Мы отдадим негодяев под суд, как уголовных преступников, и добьемся, что их сошлют на каторгу.
Стивен с сомнением покачал головой.
- Не воображайте, что мы этого не сделаем, - сказал мистер Баундерби, налетая на него ураганом. - Именно так мы и поступим, слышите?
- Сэр, - возразил Стивен с невозмутимостью человека, глубоко убежденного в своей правоте, - схватите сотню Слекбриджей - всех, сколько их есть, и вдесятеро больше, - зашейте каждого по отдельности в мешок и спустите их в бездну вод, какая была до сотворения суши, - морока как есть, так и останется. Зловредные чужаки! - сказал Стивен с горькой улыбкой. Сколько мы себя помним, столько мы слышим про зловредных чужаков! Не они причина неурядиц, сэр. Не они их затевают. У меня к ним душа не лежит, мне не за что любить их, но напрасно вы думаете, что можно отъять этих людей от их дела - и не надейтесь! Лучше отъять дело от них. Все, что есть сейчас в этой комнате, уже было здесь, когда я вошел, и останется здесь, после того как я уйду. Погрузите вон те часы на корабль и отправьте их на остров Норфолк[10], а время-то все равно будет идти. Вот так и со Слекбриджем.
Мельком взглянув еще раз на свое прибежище, он заметил, что Луиза украдкой показывает ему глазами на дверь. Он сделал шаг назад и уже взялся за ручку. Но все, что он сказал, было сказано не по доброй воле и не по его почину; и он почувствовал, что если до конца сохранит верность тем, кто отринул его, - это будет великодушная плата за нанесенные ему обиды. Он помедлил, намереваясь договорить то, что было у него на сердце.
- Сэр, я человек простой, малограмотный и не могу объяснить джентльмену из Лондона, чем горю
