– Ошибаетесь. Неужели вы думаете, что я придаю значение своему существованию? Для меня истинным и ярчайшим проявлением Жизни стало открытие Помпей.
– Вы выразили свою признательность этому городу довольно странным способом.
– Я подарил ему вечность. Вы говорили о любви: разве это не высочайшее проявление любви?
– Значит, если бы вы полюбили женщину, то сразу сделали бы из нее чучело, чтобы подарить ей вечность?
– Маловероятно, что я когда-нибудь полюблю человека.
– Это верно. Я забыла, что подобное поведение считается безответственным.
– Впрочем, повторюсь, я никогда не мог понять, как можно влюбиться в человеческое существо. Что за бесполезная трата сил! Отдавать столько энергии предмету, чей срок годности так ограничен во Времени! Я нахожу нелепой любовь к столь недолговечному созданию. При должном содержании Помпеи смогут просуществовать тысячелетия, а человек даже при благоприятном стечении обстоятельств редко доживает до ста лет, да еще в весьма плачевном состоянии!
– Вы правы, с этим не поспоришь. Только вы, похоже, не понимаете, что у нас нет выбора. Никто не принимает решение влюбиться в человека, а просто в него влюбляется. Это, как вы говорите, бесполезная трата сил, но от нашей воли она не зависит.
– Юношеский романтизм!
– Я просто рассказываю, как случилось со мной.
– На вашем месте я бы этим не хвастался.
– Я и не хвастаюсь.
– То, что с вами случилось, доказывает, что вы не владеете собой.
– Вы о чем? О моей любви или о путешествии в двадцать шестой век?
– Обо всем сразу. Если бы вы себя контролировали, то не позволили бы себе влюбиться, как и выдвигать научные гипотезы о том, что превосходит ваше понимание.
– Я не «позволяла» себе размышлять о судьбе Помпей, эта мысль завладела мной без моего ведома.
– Вот-вот. Эйнштейна бы это позабавило. Как если бы Е = МС2 пришло ему в голову, когда он покупал газету.
– Но зачастую все происходит именно так!
– Вы считаете себя достаточно сведущей в этом вопросе? У вас большой опыт по части научных исследований?
– Нет.
– Тогда с какой стати вы так настойчиво внушаете мне свои великие истины?
– Но ведь это общеизвестно. Архимед воскликнул «Эврика!», когда принимал ванну.
– Позволю себе заметить, что ванна имела прямую связь с его теоремой. Вы же не станете говорить, что ваша брюссельская жизнь была непосредственно связана с Помпеями.
– Гюстав Гийом, знаменитый лингвист, всегда разрабатывал свои системы, когда ехал в автобусе.
– Значит, вы ехали в автобусе, следующем до площади Брукер, когда поняли правду о Помпеях, не так ли?
– Нет, это было в трамвае, который шел от Королевской площади до площади Луизы.
– Дивная картина! Как жаль, что трамваев больше не существует! Если уж такой ограниченный ум, как ваш, посетила столь гениальная догадка, то мои мозги просто бы взорвались.
– Сомневаюсь. Ваши мозги скорее годятся для лабораторий. На таких, как вы, не сходит благодать.
– Наверное, не стоит вам объяснять, что ни в какую вашу благодать я не верю? Видите ли, сохранить Помпеи мне помог вовсе не божественный промысел. Только мой интеллект и упорство моего ума позволили мне это сделать. И гордиться я могу только работой своих мозгов.
– В таком случае как вы объясните, что на мою бедную голову снизошло подобное озарение?
– Этому феномену наверняка существует научное объяснение. Благодаря Марниксу нам известно, что Время устроено наподобие бесконечной памяти – отсюда и независимые от человека, самопроизвольные перемещения, «скачки» идей, данных и открытий из одной эпохи в другую. Конечно, мы пока этого не доказали, но теоремы нередко предшествуют доказательствам.
– Вы хотите сказать, что правда о Помпеях много веков витала в воздухе, пока случайно не приземлилась на мою смиренную голову? По-вашему, это серьезно?
– Из двух нелепостей следует выбирать меньшую. Блуждающая идея – это действительно странно. Но случаются и более невероятные вещи. Например, поверхностный ум вдруг обретает способность предчувствовать замысел, который воплотится лишь шестью веками позднее, – кто бы в это поверил? Чтобы допустить столь неимоверный вздор, необходимо согласиться со старой гипотезой самозарождения. А она несостоятельна.
– А как же фантазия? А воображение?
– Фантазия и воображение служат, чтобы производить приятные видения и развлекать самого себя.
– Ну, так для меня мысль о Помпеях была «приятным видением» и способом себя развлечь.
– Вы издеваетесь надо мной? Лучшие умы двадцать шестого века годами старались поймать эту идею, а вы пытаетесь мне внушить, что наткнулись на нее, погрузившись в мечтания?
– Все ясно. Тут задета гордыня: разве не возмутительно, что я вас опередила?
– Вы нас не опережали! Вы ничего не сотворили! Ваш ум не способен ничего создать!
– Я с вами согласна. Но почему вы так кипятитесь?
– Все из-за ваших несносных притязаний! Как вы смеете предполагать, что пришли к подобной мысли раньше нас? Вам пришло это в голову, потому что Помпеи были погребены после извержения! Значит, мы додумались до этого раньше!
– Вовсе незачем говорить со мной в подобном тоне. Не забывайте, что вам следует уважать особу, которой больше шестисот лет.
– Только не вас. Я на десять лет старше.
– Знаете, так мы совсем запутаемся. Давайте договоримся: либо я древняя старуха и Помпеи погибли 2501 год назад; либо я моложе вас, и Помпеи погибли в прошлом году. А иначе ерунда получается.
– Вы так и не поняли слова Марникса: «Между тем, что имело место, и тем, что не имело места, разница не больше, чем между плюс нулем и минус нулем».
– Не понимаю, как бы это изменило ход нашей дискуссии.
– Вы бы тогда поняли, что эти плюс и минус нуль представляют собой две как бы противоположные истины. Именно в этом ваши знания больше всего устарели. В вашу эпоху только физики допускали сосуществование противоположных величин. Остальные еще придерживались принципа исключенного третьего. Поэтому для вас недопустим факт, что извержение Везувия одновременно произошло и в прошлом году, и 2501 год назад. Для нас же нет никакого логического противоречия в том, что это событие выпадает сразу на две даты, столь удаленные друг от друга во времени.
– Чушь какая-то. Чувствую себя студенткой на лекции.
– Стоит вам что-нибудь не понять, вы тут же объявляете это чушью. А может, вам попросту не хватает ума?
– Говоря вашими словами, нет никакого противоречия в том, что я глупа, а вы несете несусветную чушь.
– Я намеренно выражаюсь упрощенно и примитивно, а для вас это все равно слишком сложно. Вы, случайно, не умственно отсталая?
– Цельсий… Цельсий! Кажется, я догадалась!
– Догадались о чем?
– Вы мне морочите голову! Это шутка!
– Что вы называете шуткой?
– Сейчас 1995 год! Как же я могла попасться на вашу удочку?
– Удочку?
– С самого детства я была чересчур доверчива. Как я могла поверить в ваш двадцать шестой век?
